Государство и правительство — в чем разница и что она означает?
Сегодня поговорим об одном интересном явлении — о том, как понимают государство и правительство, government и state в нашей и в англосаксонской традиции.
Наше понимание примерно таково: правительство — это те люди, которые сейчас у власти, а вот государство — это нечто вечное, незыблемое и вообще говоря, бездушное, нейтральное. Это та система, в которой существует конкретное правительство.
У англосаксов дело обстоит несколько иначе. Понятие government означает некую систему управления в принципе. Сельский сход - это government. Председатель клуба филателистов — это government. И так далее. То есть любая структура, в которой есть некая иерархия и более-менее формальный механизм управления — это government.
State — это нечто другое, это организация принуждения. В таком понимании государства здесь есть некий консенсус, от определения Франца Оппенгеймера как «организации политических методов», то есть, организации присвоения чужой собственности, до Макса Вебера с его «монополией на насилие». Разумеется, есть множество нюансов и, например, многие историки не признают «социологического» определения государства, для них государство — это просто набор социальных институтов, но, повторю, в нашей теме это не имеет большого значения.
State — это довольно узкое и специфическое явление, а government — явление куда более широкое и это явления разной природы. Понятно, что у любого state есть свой government, но вот сам по себе government совсем не предполагает state.
Кстати, классические анархисты противопоставляли государству сельскую общину, ну, а «община» это форма government`а.
Разное понимание приводит к разным последствиям. Присущее нашим палестинам понимание означает, что государство — это машина, это некий автомобиль, а правительство — это те, кто в данный момент им рулит. В наших условиях это разделение обычно выполняет роль одного из «социальных тормозов» по типу «царь хороший, бояре плохие». Государство — всегда «хорошее», просто потому, что это нейтральный «механизм», а вот правительство — это совсем другое дело, тут нам не везет, конечно, но это же все решаемо, нужно просто голосовать за профессионалов и патриотов.
Последствия англо-саксонского понимания в этом вопросе похожи, но все же несколько другие. Реформаторские потуги здесь направлены всегда на ремонт government, а state — это просто лежащее в основе именно этой формы government`а зло. Меньшее зло, необходимое зло или просто зло — тут уже как кому нравится.
Разница между нашим и англо-саксонским восприятием хорошо видна в другом вопросе — а что будет без state и можно ли без него обойтись? Для англосакса, в принципе, здесь нет проблемы (точнее, проблема, скорее, психологическая, чем онтологическая). Если нет state, то это не страшно (а может быть и хорошо), поскольку свободно возникающие по воле людей (и исчезающие по их воле) government`ы никуда не деваются, а именно они приносят пользу и повсеместно распространены в нашей жизни. Непонимание здесь вызывает разве что вопрос, как функции того government`a, который состоит при state, могут быть реализованы без самого state.
У нас здесь все совершенно иначе. Поскольку наш человек не различает state и government и хуже того, именно государство видится ему машиной, нейтральным механизмом, то жизнь без государства он просто не может себе представить. «Без государства» означает для него без какого бы то ни было управления вообще, без каких бы то ни было механизмов согласования интересов и защиты прав собственности вообще. Выход из государства для нашего человека — это прыжок в омут, прыжок в никуда, за пределами state у нашего человека смысловая пустота, ему там просто некуда ступить, не на что опереться.
В этом смысле нам, конечно, не повезло. Если бы к реальности нашей жизни, где все, что нас окружает, просто вопиет о зловредности государства добавить еще и англо-саксонский взгляд на правительство, жили бы мы в другой стране. Но это так, мечты.
