«Национализацией», по-хорошему, следовало бы назвать переход собственности из рук чиновников в частные руки, после чего ее использование начинает регулироваться «национальными потребностями», то есть потребностями покупателей.
Не секрет, что терминология в «общественных науках», мягко говоря, хромает на обе ноги. Хуже того, терминология — это оружие политической борьбы, и этого никто особо не скрывает. Хайек в своей «Пагубной самонадеянности» посвятил целую главу наблюдениям за эволюцией терминов и пришел к весьма неутешительным выводам. В этой колонке мы поговорим о двух таких терминах. В отличие от других, их значения не менялись, теряя смысл (как это случилось, например, с «инфляцией»), а изначально были заданы весьма оригинальным образом.
Как вы догадались, речь пойдет о приватизации и национализации. Что видит обыденное сознание за этими словами? Приватизация (именуемая в народе прихватизацией) — это присвоение некоего «общего» неким «частным». Видится какой-то злобный Коломойский, который утаскивает себе в нору лакомый кусочек народного имущества и наслаждается им единолично, ничего не давая обиженным трудящимся. В противовес приватизации, национализация — это когда для всех. Доброе и патриотичное правительство отбирает у Коломойского то, что он там себе захапал и отдает всем. После чего, все этим наслаждаются. Ну, как сейчас все наслаждаются недрами и водами, которые принадлежат народу, а не какому-то там Коломойскому.
Правда, если посмотреть на этот процесс внимательней, то выяснится, что дело обстоит не просто по-другому, а прямо противоположным образом. То есть вот у нас есть, например, некий завод, принадлежащий частному лицу и выпускающий некий продукт. Кто покупает этот продукт, то есть, кто получает необходимые для себя блага в обмен на деньги? Тот, кому этот продукт нужен. Происходит то, что называется обменом, поскольку владелец завода тоже получает деньги в обмен на свои товары. Но кто, в итоге, регулирует, что и как должно производить? Тот, кто покупает. Если владелец ошибся и выпустил не тот продукт, он потерпит убытки. Хуже того, если он совсем не понимает, чего ждет от него потребитель, он разорится и на его место приходит другой владелец. То есть, потребитель всегда выигрывает, а производитель (владелец предприятия) вынужден работать в его интересах.
Теперь пусть завод является собственностью всех. Но так ведь не бывает, скажете вы. Действительно, от имени всех распоряжается государство. И это тоже не совсем так, скажете вы и будете правы, потому, что все знают, что от имени государства распоряжаются заводом чиновники. В отличие от частного лица, управляющие чиновники и все, кто работает на заводе, получают деньги не от покупателя, а от государства, то есть, от налогоплательщика. Вы платите за то, что они там «работают», даже если не потребляете их продукцию. Покупатели продукта никак не влияют на процесс его производства, объемы, номенклатуру и качество. Продукция может быть вообще никому не нужна, но она будет производиться, если так решит государственный аппарат. Будет ли чиновник управлять заводом и сколько продлится его управление, зависит не от спроса на продукцию, а от раскладов внутри бюрократического аппарата. При этом, «завод» в этом примере можно заменить чем угодно — дорогой, шахтой, улицей. Чиновники владеют и распоряжаются этим имуществом, но, в отличие от капиталиста, свой доход они получают не от его использования, а от насильственного изъятия собственности у граждан (налогообложения).
Какой из двух героев может быть охарактеризован как «хитренький жук», «хорошо устроившийся» и прочими, более неприличными определениями? В каком случае мы можем говорить о национальном значении, а в каком — о сугубо частном эгоистичном интересе?
Очевидно, что «национализацией», по-хорошему, следовало бы назвать переход собственности из рук чиновников в частные руки, после чего ее использование начинает регулироваться «национальными потребностями», то есть потребностями покупателей.
Соответственно, приватизацией нужно было бы назвать обратный процесс, когда из рук частника собственность попадает в руки чиновника и перестает работать в «интересах нации», то есть, покупателя.
В этой же самой логике можно поговорить о еще одном важном моменте, возможно, даже более важном, чем наша игра в терминологию, а именно о представлениях людей о пределах волюнтаризма частника и государства. Государство всегда выглядит бедным-несчастным и ни на что не способным. Это отдельные коррумпированные чиновники могут купаться в роскоши и вызывающе себя вести, а в целом, государство - беззащитный ангелочек, нуждающийся в сочувствии и помощи. Частник же, в представлении обывателя, может «делать все, что хочет», а вот государство — нет.
Вы, наверняка, сталкивались с этой установкой. Она очень широко распространена и постоянно всплывает, например, в знаменитом аргументе против продажи земли, который состоит в том, что «они скупят всю землю». Пользуясь теми же соображениями, что и в перестановке приватизации и национализации местами, давайте скажем два слова об этой установке.
гражданская специальность – радиоинженер. Военная – специалист по противоракетной обороне. В 93-м поневоле стал журналистом. Свою работу называет не «аналитикой», а «синтетикой». Считает, что человечеству срочно необходимы две вещи – аналоговый компьютер и эволюционная теория Бога.
Коль скоро речь пошла о земле, то давайте представим себе, что в неком гипотетическом свободном обществе какой-то богач купил большой кусок земли. Например, пляж. Ценность земли определяется доходом, который можно из нее извлечь, в случае пляжа — это доход от тех, кто приходит купаться и загорать. Но наш богач никого не пускает на территорию, а просто гуляет там в одиночестве. То есть в представлении современного украинца, ведет себя неправильно и самым, что ни на есть, волюнтаристским образом. Как долго наш богач может «издеваться над здравым смыслом», предаваясь медитации на берегу моря? Ответ очевиден — ровно столько, сколько он сможет обходиться без дохода, который можно извлечь из земли, продавая ее использование купальщикам и купальщицам. А теперь внимание — от чего это зависит? Правильно, от того, как долго он будет богатым, то есть от того, как долго он сможет приносить пользу, превышающую рыночную стоимость земли. Выходит, что: а) даже используя землю «не по назначению», богач все равно приносит пользу «обществу»; б) его владение прямо зависит от состояния этой пользы.
Теперь представим тот же кусок земли, который принадлежит государству. Например, там построен закрытый санаторий для крупных чиновников, соответственно, купальщики и купальщицы «со стороны» туда тоже не допускаются. Как долго это будет продолжаться и от чего зависит? Зависит это исключительно от раскладов внутри политико-бюрократического механизма. Государство не испытывает никакого давления со стороны рынка земли, поскольку его «доход» зависит от налогообложения, а не от приносимой пользы. То есть, продолжаться все это может вечно, при этом еще вы, как налогоплательщик, платите за обслуживание этой земли.
Таким образом, возможности частного волюнтаризма тесно связаны с пользой приносимой волюнтаристом всем остальным членам общества. Он ограничен массой обстоятельств, на которые частник бессилен повлиять. Государственный волюнтаризм никак не связан с общественной пользой и ограничен только размерами государственного бюджета и ходом бюрократических игр.