Контракти.ua

Этот труд выдающегося британского юриста для современного читателя выглядит как некая книга из серии «все совсем не так, как вы привыкли думать» и ценность его как раз в том, что автор не имел цели кого-то разоблачать и выводить на чистую воду. Альберт Дайси был юристом, профессором, читал лекции в Оксфорде и не занимался политикой, да и было это сто лет назад. Между тем, у человека, привыкшего к определенным шаблонам, факты и идеи, излагаемые Дайси, могут эти шаблоны сильно поколебать. Речь идет о массово распространенных заблуждениях по поводу «демократии», «прав человека», «суверенитета» и т.п. вещей. Мнение Дайси как английского конституционалиста ценно здесь потому, что современное конституционное право началось с попыток европейцев скопипастить английскую конституцию. Эти упражнения продолжались с конца XVIII по конец XIX века, и особый шарм им придавало то обстоятельство, что английской конституции, о чем знают даже на форумах «Украинской правды», не существует в виде специального письменного текста.

В общем, после этой рекламной паузы, переходим к делу. На самом деле, я хочу написать об очередных нововведениях в борьбе с коррупцией, каковые Рада приняла 13 мая. А к чему здесь английская конституция, мы сейчас увидим.

Дайси, рассуждая о свободе печати, делает весьма поучительное сравнение английской и французской практики. Как известно, еще в первой революционной конституции 1791 года торжественно провозглашались свобода слова и печати. Это, впрочем, совсем не помешало свирепствовать революционной цензуре. Затем во Франции цензура регулярно возвращалась, отменялась и снова возвращалась (часто под видом очередной отмены цензуры). При этом, все 12 конституций, которые существовали в этот период (до начала XX века) во Франции, в том или ином виде содержали «свободу печати». В итоге, во Франции практика, связанная со свободой печати, составляет чуть ли отдельную отрасль права.

В Англии никто никогда и не думал провозглашать какие-то «свободы печати», что-то «гарантировать» и «законодательно обеспечивать». До 1695 года там существовала цензура. Существовала она в следующей форме - право печати принадлежало 97 лондонским книгопродавцам (Stationer`s Company), которые могли конфисковать все издания, напечатанные посторонними лицами. В 1695 году истек срок «Акта о разрешениях», который предоставлял эту приятную монопольку Stationer`s Company, и Палата общин просто отказалась продлевать действие этого закона.

Что интересно, что законодатели, направляя свое решение в Палату лордов, ни единого слова не говорят о «свободе печати». Акт о лицензиях упраздняется потому, что с ним связаны препятствия в торговле, придирки и нарушения, он ограничивает книжную торговлю лондонским портом и задерживает ценные грузы в таможне так долго, что они покрываются плесенью. «Общины находят несправедливым, что вменяется в вину таможенному чиновнику, если он откроет прибывший из-за границы ящик с книгами не в присутствии цензоров. Как может этот чиновник знать, что в ящике находятся книги, если он не открыл его?» - удивляются депутаты вместе с котом Шредингера. Но ни о каких свободах при этом они ничего не говорят.

«Как мало думали государственные деятели, уничтожившие цензуру, о принципе свободы печати доказывает тот факт, что два года спустя они попытались принять билль о запрете печати новостей без разрешения», - пишет Дайси.

С тех пор «свобода печати регулируется мнением 12 лавочников», то есть, присяжных, поскольку единственные ограничения следуют из законов о пасквилях, то есть, из уголовного права. При этом назвать это «ограничениями» именно прессы сложно, поскольку ответственность за клевету относится ко всем лицам. «В Англии уничтожить право правительства контролировать прессу значило просто уничтожить исключительную привилегию, противоречившую общей тенденции права», - заключает Дайси. Ну и, подводя итог, думаю, не нужно напоминать, что всякие вольнодумцы и революционеры обычно печатали свои сочинения в Англии, где, напомню, никто и никогда не провозглашал и не «закреплял в конституции» свободы печати.

Эта история весьма поучительна для Украины с ее (хотел написать «многовековой») борьбой с коррупцией. На днях парламент принял очередные новшества, которые выглядят, прямо скажем, устрашающе. Министр юстиции Павел Петренко радостно сообщает нам, что «раньше коррупционеры обходились протоколами об административной ответственности и только платили штраф. Отныне за все коррупционные правонарушения предусмотрена уголовная ответственность». «Предложение и обещание взятки также стали уголовными преступлениями. Для этого достаточно данных о коррупционных договоренностях. При этом сам факт получения взятки может быть не зафиксирован», - продолжает министр. Ну и в качестве контрольного выстрела: «еще одной чрезвычайно важной новацией стало предоставление возможности нашим гражданам уведомлять органы власти о коррупции в анонимном порядке». В общем, коррупция никуда не исчезнет. Она просто станет еще дороже. При этом создаются тоталитарные инструменты (анонимки, контроль банковских счетов) для политической борьбы и вообще борьбы с неугодными. Все это добро преподносится, разумеется, под соусом «евроинтеграции».

Суть примера Дайси с английской и французской цензурой проста. Цензура возникает от способности правительства контролировать издателей и писателей. Она не исчезает от провозглашения каких-то прав и принятия конституций, а также от каких-то особенных законов, направленных на борьбу с ней. Она исчезает вместе с ее причинами — возможностями правительства. Точно так же не исчезает от законов и «борьбы» коррупция, поскольку она возникает как неизбежный результат способности правительства «регулировать экономику». И здесь не существует никакого другого решения, кроме как отнять у него эту способность.