Контракти.ua

О текущей политике, думаю, напишут еще много, мне же представляется более значимыми те соображения, которые так ярко иллюстрирует происходящее и которые, как я считаю, могут быть полезными выводами на будущее.

Чем больше влезаешь в историю современной политической машины, тем в большей степени становится ясно несоответствие ее «технического задания» тому, как это реально устроено и как это реально работает. Тех, кто интересовался вопросом, всегда посещала мысль о некой искусственной конструкции того, что в наши дни называют «демократической моделью». То есть, разделение властей, отдельно избираемые законодатели, исполнители и судьи выглядят в ней как плод некоего созидательного ума, приписавшего им определенные функции и интересы и заранее спланировавшего наилучшую из возможных конструкций. Понятно, что в жизни такого быть не может. И, как оказалось, такого, действительно никогда не было.

Если вы потратите некое (увы, мне потребовалось довольно значительное) время на изучение того, откуда что взялось в этом вопросе, вы обнаружите, что современный парламентаризм есть ни что иное, как плод карго-культа. Точно так, как мы сегодня пытаемся инсталлировать у себя западные институты, так парламентаризм был заимствован революционными французами из Британии и уже от французов расползся по всей остальной Европе и миру. Понятно, что представительские органы существовали в той же Франции и много где еще - в данном случае, речь идет о попытке вычленить и заимствовать принципы совершенно конкретной системы, сложившейся в Англии после Славной революции.

Именно результатами усилий французских деятелей, восхищавшихся «британскими свободами», мы и имеем сейчас счастье наслаждаться. Правда, когда мы обращаемся непосредственно к предмету их усилий, мы не только не обнаруживаем там ничего похожего на нашу систему, мы видим там нечто совершенно противоположное.

Начнем хотя бы с того, что король в Англии (то есть, исполнительная власть) не имел гарантированного бюджета. Король имел собственные доходы (которые в 18-м веке выдавались ему практически в виде фиксированной зарплаты), но на любой чих он должен был просить деньги у парламента, для чего его еще нужно было собрать. И дальше — внимание! - если парламент одобрял эти расходы, нужно было искать источники финансирования, то есть вводить новые или пересматривать старые налоги. Соответственно, изменение налогов не могло не сказываться на настроениях избирателей. Сравните это с полностью противоположной системой, принятой теперь у нас, когда государство получает гарантированный доход от налогов и затем делит его по своему усмотрению. Очевидно, что в первом случае власть находится под самым эффективным — финансовым контролем, во втором она практически бесконтрольна.

Но главное даже не в этом. Выясняется, что «разделение властей» состоит не в том, что существуют «ветви власти», которые все суть одно государство. Разделение властей состоит в укорененности судебной касты с одной стороны и в том факте, что палаты парламента представляют реально существующие власти, находящиеся ВНЕ парламента, то есть общины и аристократию. Парламент лишь является местом встречи всех этих властей, не парламент дает им власть, они лишь «приносят ее с собой». Именно постоянное сопротивление аристократов и общин попыткам роста королевской власти, подкрепленное финансовым контролем деятельности последнего, и есть истинный источник «британских свобод», которые привели затем к промышленной революции, «мастерской мира», капитализму, расцвету науки, «правь Британия морями», выигранным мировым войнам, Битлз и Гарри Поттеру.

Французские революционеры все сделали наоборот. Сначала они уничтожили все власти вне центральной, то есть лиувидировали аристократию и привилегии провинций и городов. Затем они наделили органы государственной власти, включая парламент, собственной версией народного суверенитета, которая означала, что если ты парламент, то ты есть как бы заменитель всего народа в данный момент и, следовательно, можешь вытворять все, что хочешь. Собственно, это революционерам и требовалось.

То есть, британская модель, которая действительно «сложилась сама собой», была настроена на постоянный контроль и ограничение государства в интересах общества, французская же была искусственно выведена для удержания и расширения политической власти тех, кто в данный момент ее использовал.

И знаете, что интересно? Об этом обстоятельстве знали еще в тот момент, когда это все происходило. Многие авторитетные деятели вроде Токвилля, прекрасно понимали, что происходит.

И что? И ничего. Заметим, что революция и все порожденные ею якобы чрезвычайные обстоятельства, которые, как объясняли, требовали неких особых полномочий, закончилась, а системка и сопровождающие ее идеи, прижилась и еще как. Более того, та же британская модель, якобы послужившая ее прототипом, со временем пала жертвой новой системы.

Все это лишний раз говорит о том, что выживает лишь то, что выгодно государству. Ну, а наша власть ценна в этой истории (не устану это повторять) тем, что охотно и даже с огоньком демонстрирует его истинную природу. «Ай-ай-ай! – кричит прогрессивная общественность. – Как же конституция, законы, регламент! Они же их не выполняют!» А они и не должны, вот в чем дело. Унтерофицерская вдова сама себя не высечет. Мюнхгаузен сам себя за волосы из болота не вытянет. Если в обществе нет реальной власти вне политической системы, то будет как есть. Парламент будет штамповать законы для исполнительной власти даже на лужайке в лесу или в «телефонном режиме», не потому, что в нем засели донецкие и все они плевали на регламент и законы, а потому, что такова его природа. И решение вопроса состоит не в том, чтобы просто заменить донецких на антидонецких, а в том, чтобы создавать власти вне политической системы.