О монополии на принуждение
Среди разнообразных признаков, которые отделяют государство от конторы «Рога и копыта», почетнейшее место занимает монополия на принуждение.
С тем, что государство обладает этой радующей всех способностью, согласны самые разные школы, изучающие государство, кроме некоторых экзотических, верующих в то, что унтер-офицерская вдова таки сама себя высекла. Но что интересно, именно с этим утверждением связана наибольшая путаница и неразбериха в умах широких народных масс.
Ведь если сказать широкой народной массе, что государственную монополию на принуждение следовало бы ликвидировать ради общего блага, то она, безусловно, возмутится. Как же так — скажет она, ведь если не будет государственной монополии на принуждение, то судебные решения не будут исполняться, улицы заполнятся горами трупов, а самое ужасное – каждый будет делать, что ему захочется и его никак нельзя будет заставить делать то, что хочется мне.
Давайте разберемся, в чем тут дело. Мне кажется, что проблема в понимании происхождения монополии и я сейчас постараюсь это пояснить. Давайте представим некоего производителя обуви. Он трудится днями напролет, совершенствуется, покупает новое оборудование и технологии, обучает персонал. Со временем он становится монополистом. Это означает, что с ним невозможно конкурировать, его продукт по всем параметрам лучше вашего. Теперь представим другую ситуацию. Пусть на некоторой территории появился большой мужик с большой дубиной, который заявил: «отныне только я произвожу тут обувь, деньги на нее будете приносить мне раз в месяц, а то прибью». Любые попытки босоногих сограждан стать сапожниками-подпольщиками он пресекает ловкими ударами по голове. Этот мужик тоже монополист.
гражданская специальность – радиоинженер. Военная – специалист по противоракетной обороне. В 93-м поневоле стал журналистом. Свою работу называет не «аналитикой», а «синтетикой». Считает, что человечеству срочно необходимы две вещи – аналоговый компьютер и эволюционная теория Бога.
То есть формальный результат в двух ситуациях у нас один и тот же — на некоторой территории никто больше не может производить обувь. Но содержание этого результата разное — в первом случае оно означает, что обуви у нас полно, она настолько хороша и настолько дешева, что нет смысла конкурировать, во втором случае обуви вообще может не быть. Ничто не обязывает мужика с дубиной ее производить.
Вообще говоря, нет никакой разницы в том, передает ли мужик с дубиной свой бизнес по наследству или на должность мужика регулярно выбирают кого-то из местных. Если жители верят, что обувь может производить только мужик с дубиной, принудительно отнимая у них на эти цели часть дохода, то никакой разницы нет. И даже если допустить, что мужику «по приколу» захочется сделать пару ботинок, он никогда не сможет сделать их так, как это делает «монополист» из первого примера, поскольку у него просто нет никаких данных о рынке в виду отсутствия конкуренции. В первом же случае конкуренты дышат нашему производителю в затылок, и стоит только ему расслабиться и чего-то не понять в желаниях потребителей, как его монопольный статус будет потерян.
Думаю, всем понятно, что мужик с дубиной — это государство. Исторически государство есть результат военных завоеваний, то есть ситуации, когда некая группа силой удерживает некую территорию для того, чтобы собирать дань. Отсюда и его монополия.
Именно поэтому неисполненные судебные решения и горы трупов на улице никак не связаны с тем, есть ли здесь поблизости государство со своей монополией на принуждение или его нет. Государство является монополией не потому, что всегда в любых условиях защищает вас от бандитов и выполняет судебные решения. Оно монополия потому, что вам нельзя защищаться от бандитов и создавать судебную систему. А будет ли государство вас защищать — это оно само решит, так, как ему удобно.
