Контракти.ua

В этом аргументе есть две ошибки. Первая очевидна — Мизес и Хайек не обязаны быть «анархо-капиталистами» для того, чтобы «анархо-капиталисты» на них ссылались. Некто Маркс, например, ссылается в своих работах на Рикардо и Смита, что не делает Рикардо и Смита коммунистами и даже социалистами. Количество аспектов в ответе на вопрос «что такое человеческое общество и как оно устроено» очень велико. Поэтому совпадения по достаточно широкому спектру вопросов делает точки зрения близкими.

Вторая ошибка состоит в том, что из ложных посылок вполне могут делаться верные выводы. Карно и концепция теплорода — классический пример. Термодинамика не становится ошибкой от того, что Карно опирался на ошибочную идею теплорода.

Этим можно было бы ограничиться, если бы Мизес, Хайек и другие представители «австрийской школы» были просто какими-то учеными, идеи которых оказались полезными для аргументации в пользу некой идеологии. Однако, в нашем случае, это не так. Социальные теории австрийской школы могут считаться теоретической основой современного либертарианства, и, соответственно, Мизес и Хайек, как два наиболее известных и выдающихся ее представителя, могут числиться среди его «отцов основателей».

Поэтому нам необходим более развернутый ответ, чем простое указание на ошибки в вопросе. Мы должны выяснить, во-первых, что именно делает Мизеса и Хайека «отцами-основателями либертарианства» и, во-вторых, почему они допускали высказывания, которые могут трактоваться как сделанные «в пользу государства».

Итак, Мизес и Хайек являются создателями двух очень плодотворных концепций, которые  объясняют основы функционирования социума. Мизес является создателем праксиологии, которая дает нам понимание универсальных закономерностей человеческой деятельности. Хайек является автором идеи социальных спонтанных порядков и теории эволюции социума. Идеи Хайека дают нам понимание того, как возникают и эволюционируют условия для  взаимодействия людей и представление о том, как они изменяются со временем. Нигде в этих концепциях нет ничего похожего на государство, и нет ничего из чего бы следовала необходимость в нем. Именно эти идеи Мизеса и Хайека делают их «отцами-основателями».

О чем же тогда говорят Мизес и Хайек, когда говорят о государстве? Они говорят об институтах. Развитое общество отличается существованием институтов, которые обеспечивают защиту прав собственности. Эти институты Хайек и Мизес и называют «государством». Отождествление социальных институтов с государством — типичное заблуждение, которому, в нашем случае, поддались и великие люди.

Впрочем, в их случае это заблуждение вполне простительно и для этого есть несколько причин. Первая состоит в том, что ни Мизес ни Хайек не занимались исследованием природы и происхождения государства. Вообще говоря, утверждать, что «Мизес и Хайек выступали за государство» можно только в том случае, если бы они специально изучали вопрос происхождения государства и доказали, что существуют отдельные от всех прочих социальные институты, которые не возникают естественным путем, а создаются искусственно и которые для своего функционирования нуждаются в организованном силовом принуждении людей на некоторой территории. Но ничего такого Мизес и Хайек не делали.

Несмотря на то, что Хайек и Мизес постоянно критиковали государство, а Мизес написал несколько работ, посвященных деятельности бюрократии («Запланированный хаос» и «Всемогущее правительство»), они нигде не рассматривают вопрос происхождения государства, у Мизеса я лишь однажды встретил краткий пересказ старой (опровергнутой Оппенгеймером) «элитарной» теории. Лучше всего тот факт, что природа и происхождение государства не были частью их исследовательской программы иллюстрирует то простое обстоятельство, что Мизес не применял свой праксиологический анализ к государству. Государство у Мизеса «дано», оно существует как некие внешне заданные условия, в которых и действуют люди. Происхождение этих условий и их функционирование с праксиологической точки зрения он не рассматривает. Впервые проанализировать государство, не как заданные извне обстоятельства, а как группу людей, руководствующихся своими, а не приписываемыми им «общественными» интересами, попробовали не австрийцы, а институционалисты начиная с Бьюкенена. Однако, несмотря на то, что школа общественного выбора внесла большой вклад в понимание государства, изначально принятые ею ограничения завели это направление в тупик. Академического праксиологического исследования государства до сих пор не существует, равно как не существует такого исследования в рамках концепции спонтанных порядков.

Вторая причина состоит в том, что во времена деятельности Мизеса и Хайека, анархизм был преимущественно левой, то есть, внутренне противоречивой и деструктивной концепцией. Мизес, похоже, вообще не сильно интересовался историческими штудиями, Хайек периодически обращался к истории социализма («Контрреволюция науки», «Пагубная самонадеянность» и др.) для того, чтобы доказать свой тезис, что «социализм был интеллектуальной ошибкой». Поэтому для Хайека анархизм остается исключительно левой идеей, я не обнаружил следов того, что он был знаком с американской индивидуалистической традицией. Разумеется, и Мизес и Хайек воспринимали анархизм как бредовую идею, поскольку левый анархизм выступает против «власти» вообще, понимая под властью и «рыночную власть», то есть выступает против прав собственности и, соответственно, против институтов, необходимость которых в функционировании общества подчеркивали Хайек и Мизес.

На самом же деле основной вопрос анархизма сводится не к некому мифическому «безвластию», исключающему и «власть рынка», а к тому, могут ли «функции государства» обеспечивать институты, существующие без монопольного организованного силового принуждения людей на некой территории. Такая постановка вопроса появилась относительно недавно — в 70-х годах 20 века, и некоторое время была достаточно маргинальной. Мысль о «частной полиции» и того хуже «частной армии» была дикой для академических ученых. Те, кто читал книгу Хайека «Частные деньги», согласятся со мной. Сама мысль о том, что деньги могут быть частными была странной и непривычной не только для читателей этой книги, но, прежде всего, для ее автора, что хорошо чувствуется в тексте. И это при том, что никто иной, как Хайек постоянно говорил о том, что деньги являются эволюционирующим спонтанным порядком и что они не были созданы правительством.

Наконец, третья причина состоит в том, что Хайек и Мизес попросту не знали о том, что возможны другие, кроме монопольного принуждения способы функционирования институтов и что есть исторические примеры такого функционирования. Общее мнение, уходящее корнями еще к «Запискам о галльской войне» Цезаря в то время состояло в том, что государство является “следующей стадией” после “племенного строя” и что невозможно существование развитого сообщества без государства. Ни Хайек, ни Мизес понятия не имели, скажем, об исследованиях таких историков, как Оуэн Макнейл и лингвистов вроде Дэниэла Бинчи, которые показали, что средневековая Ирландия не была «просто какими-то кланами и племенами», а развитым сообществом (издание Corpus Iuris Hibernici - текстов ирландских правовых трактатов с параллельным переводом было завершено только в 1976 году). В 70-х же возник интерес и к средневековой Исландии, которая тоже неплохо себя чувствовала без государства.

Вообще говоря, академический интерес к тому, может ли существовать развитое сообщество без государства, вылившийся, в том числе и в изучение исторических и антропологических данных появился только в 70-е годы (Мизес умер в 1973). В результате, на этом поле сегодня мы имеем совсем другую картину, чем та, которая существовала во времена активной деятельности Мизеса и Хайека.  Результаты работы разных ученых — экономистов, правоведов, историков и антропологов, говорят о том, что люди прекрасно обходятся без государства в большей части своей деятельности и способны быстро создавать институты там, где государственные институты категорически мешают их деятельности или там, куда рука государства еще не дотянулась.

Таким образом, поскольку изучение сути и происхождения государства не было частью исследовательской программы Мизеса и Хайека, в тех случаях, когда речь заходила о его роли они просто повторяли принятый на тот момент среди либералов тезис о необходимости минимального государства. Мизес и Хайек отождествляли государство и институты, вопрос о том, могут ли те же функции исполнять частные предприятия, скорее всего, не был им знаком или не рассматривался всерьез. Отрицание государства отождествлялось ими с левым анархизмом, который на практике был просто еще одним вариантом социализма.

И последнее. Весь этот спор по поводу Мизеса и Хайека на самом деле ведется для того, чтобы «опереться на авторитет» в вопросе о том, нужно или не нужно государство. Однако, Мизес и Хайек не могут помочь в ответе на этот вопрос, поскольку он не был предметом их деятельности. Зато они могут помочь в ответе на гораздо более важные вопросы, например, как сократить и в перспективе избавиться от государства. Ограничить государство и избавиться от него можно только опираясь на правильное понимание того, как в самых базовых формах работает социум и это понимание как раз дает чтение Мизеса и Хайека. Это понимание дает средства для достижения этих целей. Ведь главная политическая проблема всегда состоит именно в соответствии средств заявляемым целям. Например, минархисты плохи не потому, что хотят «отменить» государство постепенно, а не сразу, а потому, что их методы (выборы и т. п.) не годятся для достижения провозглашенной ими цели. Точно так же, вероятно существуют люди, которые считают себя анкапами и которые полагают, что можно уничтожить или отменить государство, захватив для этого государственную власть. Для меня такие анкапы ничем не отличаются от минархистов, поскольку их средства тоже никогда не приведут их к цели.