Почему «конституанта» и «новый общественный договор» - совершенно бесполезные затеи (часть 1)
Недавно среди украинских экспертов и прогрессивной общественности вновь началась дискуссия по поводу «конституанты» и «нового общественного договора» (Дацюк написал заметки здесь, здесь и здесь, вокруг этого возникло обсуждение, а вот здесь можно понаблюдать за людьми, которые в прямом эфире пишут новый общественный договор). Активизация дискуссии была вызвана выступлением Тимошенко, которая произнесла несколько новых для пересичного слушателя слов (общественный договор, конституанта, блокчейн). Понятно, что Тимошенко знать не знает, что такое «общественный договор», «конституанта» и, тем более, «блокчейн». Точно так же, очевидно, что если она когда-то и прибегнет к мероприятиям, которые она назовет «конституантой», то исключительно ради своих политических целей. Тем не менее, новые слова были сказаны «топовым политиком» и, тем самым, перенесены из маргинального поля активизма и экспертизы в политическую повестку дня.
Поскольку автор этих строк был одним из пионеров идеи конституанты в Украине и долгое время был активистом этой идеи, мне будет легче объяснить, почему все это не работает. Аргументы, которые выдвигают сторонники конституанты и новой конституции хорошо мне знакомы, я сам их произносил еще каких-то 10 лет назад и с тех пор они не изменились.
Кроме того, оживление дискуссии дает повод поговорить не столько о конституции, сколько об «общественном договоре», идея которого постоянно всплывает независимо от активности Тимошенко и ее спичрайтеров. Заключение или перезаключение «общественного договора» видится для многих, кого не устраивает существующее положение дел, неким универсальным лечением болезни. «Нужно как-то договориться жить вместе» - вот примерно так видят они решение проблемы.
Разумеется, никто не против «договориться жить вместе». Весь вопрос упирается в то, является ли «общественный договор» или того хуже, «конституция» подходящим способом для этого и если нет, то существуют ли какие-то другие способы.
Общественный договор — это метафора. История той или иной идеи всегда полезна, поскольку она очень часто открывает глаза на многие вопросы (в нашем случае, например, кто с кем и почему должен договариваться и какую силу имеет этот договор). Авторами идеи «общественного договора» нужно считать Гоббса и Локка. Оба они рассматривали «общественный договор» скорее как метафору, чем как некий реально существующий документ с четко прописанными «обязанностями сторон». Гоббс и Локк наблюдая за людьми (то есть, занимаясь анализом) приходят к выводу, что люди ведут себя так, как будто бы существует некий договор между ними и властью. И затем они пытаются разобраться в причинах, которые привели к этому договору. Очень показательно, что причины эти (и, как следствие, назначение государства) видятся им прямо противоположным образом.
Гоббс и Локк полагают государство результатом «общественного договора». Их позиция скорее аналитическая и исследовательская, чем политическая. В политическую программу «общественный договор» превратил Руссо, который решил, что если государство является результатом «общественного договора», то хорошие люди могут собраться вместе и создать хорошее государство (народный суверенитет). То есть, в случае Руссо речь идет о договоре людей между собой. Это и приводит нас к идее конституанты.
Как видим, подход Руссо сильно отличается от подхода авторов идеи. Он предлагает искусственно воспроизвести то, что по мнению Гоббса и Локка, возникло в ходе эволюции. То есть, уже на этапе «истории вопроса» мы попадаем в две развилки. Первая - подход Гоббса против подхода Локка в понимании причин возникновения государства и его роли. Вторая - подход Руссо против Локка и Гоббса в идее возможности-необходимости воспроизведения результатов естественного процесса в лабораторных условиях.
Руссо был неправ. Французская прогрессивная общественность пошла путем Руссо (за исключением прямой демократии), она решила, что общественный договор и конституция — это одно и то же и что конституция может «исправить» общественный договор. Известный всем эксперимент закончился невиданной тиранией, которая, как будто для того, чтобы научить чему-то современных украинцев, проходила на фоне «самой демократичной в истории конституции», обещавшей невиданные ранее права. У этого эксперимента есть и другая, английская сторона. Напомню (прошу простить меня постоянных читателей, но все это опять приходится напоминать), что французы не просто забавлялись конституантами, они хотели с их помощью реализовать у себя британскую конституцию, то есть, они в буквальном смысле осуществили руссоистский эксперимент- попытались записать британский «общественный договор» в письменной форме конституции и перенести его на французскую почву. Все это закончилось полным фиаско, террором и непрерывными войнами в течение 20 лет. В 19-м веке французы поменяли 12 конституций и пережили несколько революций. Британцы, которые всерьез начали интересоваться собственной конституцией только после того, как французы рассказали им, насколько она хороша, не имели всех этих удовольствий. Британцам пришлось довольствоваться промышленной революцией, поднявшей уровень жизни «простого человека» как минимум в 30 раз (самая оптимистичная оценка — в 100 раз) и сделавшей Британию мировым лидером.
Разумеется, хотя этот эксперимент весьма нагляден, сам по себе он ничего не доказывает. Во второй части этого текста мы поговорим о причинах того, почему нельзя учредить «хорошее» государство.
Общественный договор не является синонимом конституции. Итак, в любом случае, существуют некие аналитически познаваемые социальные правила, изучение которых позволяет ответить на вопрос «почему люди подчиняются государству». Это явление в рамках подхода Гоббса и Локка и называется «общественным договором». Подход Руссо может дополнить его указанием на то, что эти правила складываются не только между «народом и властью», но и между людьми. Однако, в любом случае, они не выдумываются кем-то, а складываются эволюционно, как результат повседневного взаимодействия людей. Поэтому никакая конституция, даже ограниченная констатацией самых общих правил, не является его синонимом. И, следовательно, «конституанта», то есть, независимый орган создания конституции не является ни создателем ни даже формализатором общественного договора. Общественный договор, а точнее, его элементы, можно открыть, а не придумать и установить. Например, моя шутливая «реальная конституция» является такой попыткой описать элементы общественного договора в Украине.
Общественный договор ситуативен и фрагментарен. Та или иная формула общественного договора всегда является лишь неким слепком некой ситуации. Можно назвать сразу несколько позиций, о которых можно сказать, что они являются «общественным договором». Например, так называемый «коррупционный консенсус». Он означает (точнее, означал, поскольку власть нарушила этот договор), что «народ» и «элита» закрывают глаза на «злоупотребления» друг друга, элита нарушает закон в обмен на возможность коррупции для народа. Эта формула довольно емкая, но она описывает только часть проблемы, более того, это описание самой ситуации, а не закономерностей ее порождающих. Мы можем привести и другой пример - пенсии и социальные гарантии это тоже «общественный договор», то есть, люди подчиняются власти взамен на ожидание от нее пенсий и прочих благ. Но это опять будет частью правды. К примеру, я никогда не интересовался пенсией, а сейчас молодежь, похоже тоже перестала ей интересоваться. То есть, в реальном «общественном договоре» более-менее достоверными будут его отдельные фрагменты. Чем более полное описание мы попытаемся получить, тем более конфликтным и противоречивым оно будет. Это неудивительно, так как причины подчиняться государству у всех разные и они меняются. Чем более локальными будут факторы нашего анализа, чем ближе мы будем подбираться от групп людей к отдельному индивиду, тем противоречивее будет общий текст. Для меня это главная причина для того, чтобы считать «общественный договор» метафорой. Мы никогда не сможем выделить непротиворечивый свод общих для всех правил из бульона неявных локальных социальных договоренностей. Мы можем извлекать из него отдельные фрагменты, каждый из которых метафорически будет называться «общественным договором».
Конституция не может изменить общественный договор. Попытки создать письменный документ, который волшебным образом избавит нас от неприятных моментов реально существующего «общественного договора» бесполезны. Итоговый результат таких попыток (здесь нужно говорить о более широкой проблеме «исправления нравов путем законодательства») зависит от настойчивости государства и важности закономерностей, которые оно намерено «исправить». Классикой жанра являются коммунистические страны с их попытками «отменить» частную собственность. Впрочем, огромные жертвы, принесенные в ходе этих попыток и полное фиаско всей затеи, так сказать, в мировом масштабе, никого не научили. Проблема «исправления нравов» все еще считается разрешимой и это иногда приводит к комическим эффектам. Например, в классической книжке Элликсона мне попалась ссылка на работу, автор которой приводил советский Узбекистан в качестве примера того, как прогрессивное советское законодательство исправило дикие нравы. Интересно, что бы сейчас сказал автор этой работы, если он, конечно, жив.
Не существует «положительных примеров» того, когда бы новые конституции как-то исправили неприятное положение дел. Фраза про положительные примеры, разумеется, смешна. Исторические примеры сами по себе не способны ничего доказать, они могут лишь иллюстрировать те или иные закономерности. В нашем случае, действительно не наблюдается связи между принятием новых конституций и какими-то однозначно положительными явлениями в жизни страны. «Опыт США» не совсем корректен хотя бы потому, что конституция не создала «новую страну», не сменила, выражаясь ленинским языком «господствующий уклад», а просто создала «органы власти» федеративного центра над уже существовавшими государствами. Тот факт, что именно штаты ратифицировали конституцию ясно показывает это. Об этом же говорят и привязанные к штатам процедуры формирования федерального законодательного органа и, самое важное, выборов президента, которого избирают выборщики от штатов, а не «народ». Жизнь в США регулировалась и продолжает регулироваться английским общим правом с законами и прецедентами принятыми уже в рамках США. Невозможно доказать, что быстрый рост, начавшийся после гражданской войны был прямым следствием конституции, принятой в конце 18-го века. Невозможно доказать, что отсутствие общей конституции привело бы к другим результатам (некоторые, например, считают, что принятие конституции было скорее частью контрреволюции, чем продолжением революции, как это преподносит официальная доктрина).
Существующие примеры принятия новых конституций скорее иллюстрируют наш тезис о первичности «общественного договора» и неспособности писаных конституций изменить его. Классикой тут, конечно, является деколонизация, когда в массовом порядке принимались «демократические конституции», а страны, их принявшие, немедленно переходили в состояние диктатуры и гражданской войны. Ну и конечно, есть примеры, когда государства пытались буквально копировать «опыт успешных стран», например Мексика скопировала «американскую модель» с известным результатом.
Окончание следует
