Контракти.ua

Например, привычное нам деление живых организмов на отряды, виды и тому подобное существует вместе с идеей эволюции, то есть, с идеей взаимосвязанности живой природы и «происхождения видов» путем приспособления организмов к окружающей среде. Отличие кошки от собаки рассматривается здесь через общую идею эволюции, а признаками, которые отличают одно животное от другого будут особенности строения скелета и тому подобные вещи. Между тем, для повседневной деятельности эти определения практически бесполезны. Гораздо более полезными будут заложенные в раннем детстве сведения. «Как делает собачка?» «Собачка делает гав-гав» «Как делает котик?» «Котик делает мяу-мяу» Эти сведения помогают нам всю нашу жизнь легко отличать собачек от котиков, не вдаваясь в анатомические подробности. По сути, они являются «определениями» котиков и собачек в рамках типичных задач повседневной жизни. 

И, подчеркну, оба подхода являются верными. Строго говоря, оба «определения собаки» являются «научными», так как отличают собаку от кота, опираясь на некий набор признаков. Определение, данное зоологией не является здесь «лучшим», и оно точно так же, как  и бытовое определение не является полным. Бытовое определение ограничивается различением между «гав-гав» и «мяу-мяу», зоологическое определение ограничено неким набором параметров и концепцией в рамках которой различие между котами и собаками вообще имеет значение.
Часто, а точнее практически всегда упускают из виду то, что человеческая деятельность является основной причиной того, что нам необходимы определения. Поэтому, если вас попросят дать определение чему-то, задайте простой вопрос «а вам зачем?» Чаще всего, попытка дать ответ на этот вопрос не только сэкономит время, но и позволит избежать недоразумений и здорово прояснит предмет обсуждения.
Так вот, к человеческой деятельности. Если бы вокруг нас были другие животные, которые бы «делали» гав-гав и мяу-мяу, наше определение котиков и собачек было бы некорректным. Оно вносило бы путаницу в нашу деятельность и потому котиков от собачек пришлось бы отделять друг от друга по каким-то другим признакам.
Пытаясь определить государство нам, во-первых, нужно отделить его от не-государства, а во-вторых, найти ту проблему, тот подход, который будет задавать нам направление поиска. Это взаимосвязанные, но все-таки разные действия. Определяющей здесь является вторая задача, отталкиваясь от нее мы легче справимся с первой.
Собственно, проблемой, которая диктует желательность или даже необходимость определить государство, то есть, выяснить, что же это такое, является вред, который оно нам всем приносит. Как ни странно, в этом вопросе существует достаточная степень консенсуса. Государство считается проблемой, причем среди исследователей таких людей значительно больше, чем среди широкой публики, которая является главной его жертвой. Само собой, оценка величины проблемы будет разной, от мнения о том, что государство «в принципе полезно», но его нужно контролировать, до полного неприятия государства, однако сегодня мало найдется людей, готовых отстаивать абсолютную власть государства. Собственно, реальная полемика проходит не по линии «хорошо» или «плохо» государство, а по линии способов воздействия на него и самой возможности такого воздействия.

Попытки найти средства воздействия на государство и будут той причиной, которая заставит вас попытаться выяснить, что же такое это самое государство. Если же вас все устраивает, то вы обойдетесь и без определения, точнее, обойдетесь пониманием государства как неизменной данности, как «способа организации общества». Это статичное представление, в котором существуют некие структуры, которые «даны» и если они и меняются, то в рамках «заданных функций». То есть, государство — это «законодательство», «органы принуждения» и прочее, в том же духе. Это представление господствует среди широкой публики, его индокринируют населению в школе и в ВУЗах. Такое понимание государства часто называют «историческим определением». 

Понятно, что это представление максимально далеко от жизни. Как только вы попытаетесь изучить государство, подойти к нему рационально, вы быстро обнаружите непригодность такого подхода, хотя бы потому, что он вообще ничего не определяет, он не отделяет государство от не-государства, любой социальный институт может произвольно считаться «государственным» только потому, что сегодня им владеет государство.
Характерным примером неразберихи, которую создает «историческое определение» является относительно недавняя история с диссертацией Моше Берента. Этот израильский историк поверг в шок своих коллег утверждениями о том, что греческий полис не был государством. Профессиональные историки, а вместе с ними и обыденное мнение считает и полисы и римскую республику не просто государствами, а своего рода первообразцами государств. Одни считают их своеобразной точкой отсчета в истории «настоящих» государств, другие даже считают их ориентирами для современного правильного «государственного строительства». Напомню, что полис и республика вдохновили две самые значимые политические революции — американскую и французскую. И тут вдруг оказывается, что полис не был государством.
Государством полис и республика перестают быть тогда, когда мы двигаемся дальше в стремлении понять, что такое государство (и стремление это по большей части вызвано нашим желанием каким-то образом воздействовать на него). Тогда мы замечаем, что и полис и республика не имеют важнейших черт, которые есть у других «форм организации человеческого общества», причем, что очень важно, как более ранних по времени, так и более поздних. В полисе и республике не было трех вещей — налогов, специализированных «органов принуждения» и, самое главное, не было организованной группы, в пользу которой проводилось бы налогообложение и принуждение.
Только люди, не понимающие предмета, могут путать между собой налоги в современном понимании и сборы, которые делались в древнем Риме и древней Греции. Главное отличие состоит в целевом характере сборов и в их добровольности, то есть, отсутствии неких принуждающих законов и специальных людей, чья работа состоит в том, чтобы принуждать других платить налоги. Платить сборы было правилом хорошего тона, а не следствием приказа некоего суверена, это было нормой обычного права. Достаточно напомнить о том, что «общественные» здания в Риме строились за частные деньги и эта традиция была жива даже при императорах. Одобрение и популярность были тем мотором, который приводил в движение то, что сегодня называют «общественным благом». Одним из наиболее важных магистратов в Риме был распорядитель праздников, конкуренция за этот пост всегда была очень высокой. Если вы скажете об этом современному украинцу, он понимающе кивнет, так как первое, что придет ему на ум, будет «распил бюджета». И уж, конечно, такая деятельность, как праздники, обеспечивает этот распил в полной мере. Однако, никакого бюджета не было. Конкуренты стремились занять эту должность, чтобы получить популярность. А праздники они проводили за свои собственные деньги.
Я максимально далек от того, чтобы идеализировать греческие полисы и республиканский Рим. Эти сообщества никак нельзя назвать «полностью либертарианскими» или «анархическими». Но совершенно точно, что в них не было государства.
Моше Берент был обвинен коллегами в том, что он неправильно понимает государство, в том, что он использует «социологическое определение государства», к которому мы перейдем в следующей колонке. А пока мы закончим тем, что констатируем тот факт, что в настоящее время среди ученых, которые так или иначе исследуют государство только историки не используют «социологическое» определение. Социологи, экономисты и даже правоведы в основном используют именно его. Историки отличаются тем, что предмет их изучения — те или иные события и связи между ними не требуют сколько-нибудь серьезного понимания сути и природы государства, как явления. Это является хорошей иллюстрацией нашего тезиса о том, что определение будет зависеть от того, насколько важен для вас предмет и насколько глубоко вы продвинулись в его понимании.

Продолжение следует