Теперь мы можем ответить на вопрос, с которого начали весь этот затянувшийся цикл заметок, а именно — является ли государство спонтанным порядком?
Если мы понимаем, что эффект спонтанного порядка образует добровольное следование множества людей определенным правилам, то мы можем ответить на этот вопрос. И ответ этот звучит так: «да, государство не является спонтанным порядком».
Есть две причины в пользу такого ответа. Первая — выбор «государственного» порядка не является добровольным. Это не означает, что некоторые люди не делают такого выбора, это означает, что для многих он делается под угрозой применения силы. Ничего подобного в «настоящих» спонтанных порядках нет. Даже в спонтанном порядке «не убий-не укради», который предусматривает внутренние санкции против нарушителей, не существует никакой специальной монопольной организации, занимающейся энфорсментом и в ее существовании нет никакой надобности. Для эффективного функционирования спонтанного порядка вопрос кто и как будет энфорсить соблюдение правил не имеет значения. Энфорсмент обеспечивается добровольным следованием правилам, среди которых есть и такие, которые делают эту деятельность возможной и эффективной (например, механика страховых групп и общее представление о том, что покушение на чужую собственность является угрозой покушения на мою).
Вторая причина того, почему государство не является спонтанным порядком более важна и заключается она в том, что нам не удастся обнаружить никаких государственных спонтанных порядков в чистом виде. Любой порядок, которым ныне занимается государство, врзник без него и прекрасно существует без него. Мало того, государство вообще может что-то получать только в том случае, если спонтанный порядок функционирует более-менее нормально. Как только воздействие государства на порядок выходит за некие «разумные рамки», публика немедленно начинает убегать от него в другие аналогичные порядки.
Классикой жанра здесь является «денежное обращение». Когда государства заигрываются с инфляцией и прочим мошенничеством, трудящиеся перестают использовать валюту этой страны. Это было бы невозможно, если бы спонтанный порядок «деньги» не был бы первичен по отношению к его государственной модификации. Опять-таки, в истории известны примеры, когда государство пыталось ввести с нуля приказные деньги и эти попытки проваливались. По этой причине, все валюты, «создаваемые» государством всегда «привязаны» к другим валютам, а те, в свою очередь, когда-то были «привязаны» к настоящим деньгам, то есть, золоту и серебру. Только эта «привязка» позволяет фиатным деньгам как-то выполнять функции спонтанного порядка и, соответственно, позволяет государству зарабатывать на принудительной монополии.
Аналогичная история происходит с правом. Государственное право не могло бы существовать, не будь обычного права. Государство просто присваивает и монополизирует то, что возникло в обществе в рамках спонтанных порядков. Однако, после этого порядки не исчезают. Если государственное право совсем идет в разнос, люди находят решение своих вопросов вне его, обращаясь к обычному праву, в том числе и к его уродливой «бандитской» версии, как в «постсоветских» странах начала 90-х.
Вообще говоря, если посмотреть на страны вроде Украины, то роль государственного права становится совершенно очевидной. Оно либо используется для оформления решений принятых вне этой системы, либо используется как инструмент принуждения, когда одна сторона конфликта имеет лучший доступ к юридическим чиновникам, чем другая. Случаи, когда государственное право работает так, как это написано в наших учебниках крайне редки. Если 70% решений по гражданским делам не исполняется, то можно скорее говорить об отсутствии закона, чем о его наличии. Такая ситуация просто невозможна в рамках обычного права.
Теперь нам станет ясно, чем является государство и как от него избавиться. Наиболее точной аналогией государства является паразит. Как и паразит, государство не порождается «организмом» а является внешней системой. В нашем случае «внешнесть» иллюстрируется необходимостью регулярного организованного принуждения, которой нет ни в одном «естественном» спонтанном порядке. Убрав паразита вы никак не повредите организму, точно так же, убрав организованное принуждение вы никак не повредите естественным спонтанным порядкам, они продолжат функционировать, как и раньше. Настоящий вопрос в обоих случаях состоит в том, что именно на практике означает действие «убрать паразита» и как сделать это действие максимально безболезненным и эффективным.
Чем является этот паразит? Как и в живой природе, социальный паразит не может жить без хозяина. Но в отличие от живой природы, у социального паразита нет самостоятельной формы. Это станет ясно, если мы вспомним, что на базовом праксиологическом уровне мы найдем только индивидов, которые предпринимают действия для того, чтобы уменьшить свое беспокойство. Среди прочего, эти действия образуют шаблоны поведения, часть из которых мы называем «спонтанными порядками». Эти шаблоны помогают индивидам взаимодействовать между собой.
«Государство» в рамках нашего анализа — это искажения спонтанного порядка с помощью регулярного организованного принуждения. Искажения эти существуют потому, что помогают одним индивидам паразитировать на других. То есть, строго говоря, паразитами здесь являются те, в чью пользу работают искажения естественных социальных порядков.
Аналогия с паразитом позволит лучше понять эффективность государства. В отличие от хищника, паразит не убивает жертву, а питается ею, оставляя ее в живых. Для того, чтобы это было возможно, паразиту нужно подавить сопротивление организма, обмануть его. В нашем случае, паразит искажает сами «органы тела», что позволяет ему безнаказанно питаться соками жертвы.
Одним из главных механизмов, позволяющих существовать социальному паразитированию, является то, что обмануть нужно отдельного человека, а ущерб, который он получает, настигает его через механизм санкций невидимой руки, о котором мы говорили в предыдущей колонке и который налагается на «сообщество в целом». То есть, жертва паразитирования легко различает «пользу», которую якобы приносит государство в виде судов, полиции, дорог и больниц, но не идентифицирует ущерб с государством, поскольку происхождение ущерба для него совершенно непонятно (как непонятно ему и то, как невидимая рука создает богатство, когда дело происходит в естественном спонтанном порядке).
Разумеется в реальной жизни государство редко ограничивается этим механизмом, оно часто выступает и в роли совершенно очевидного и недвусмысленного агрессора. Но даже если бы оно этого не делало, даже если бы все происходило в идеальном мире минархиста, где государство «ограничено» и действует только в рамках этих ограничений, паразитирование бы никуда не делось и было бы, пожалуй, даже более эффективным, чем в привычном нам агрессивном варианте.
Продолжение следует