Это последняя колонка из серии «как либертарианцы будут защищаться от военной агрессии государства». В ней мы остановимся на нескольких не связанных между собой моментах, которые не вошли в предыдущие тексты, в виду своей локальности, но они достаточно интересны для того, чтобы все-таки, сказать о них.
Либертарианская страна. Лично я не верю в некую «либертарианскую страну», окруженную государствами. Мне кажется, что государство будет отмирать функционально, а не территориально. Однако, с другой стороны, нет никаких универсальных закономерностей, которые бы жестко отрицали вероятность сценария «победы либертарианства в отдельно взятой стране». В нашей жизни может быть всякое, государство в некой стране может стать жертвой очередного кризиса и обстоятельства могут сложиться так, что оно уже больше не возродится. Вопрос о возможности «локального» либертарианства возникает у тех, кто уже неплохо знаком с предметом. Люди же малознакомые, наоборот, полностью уверены в том, что государство — это такой «общественный строй», который будет «заменен» либертарианством на той же территории. То есть, они по умолчанию мыслят в категориях «либертарианской страны» и не понимают, как может быть по-другому. Переубеждать их в том, что «либертарианство» это никакой не строй и в том, что «либертарианская страна» - достаточно маловероятный ход событий — отдельное и неблагодарное занятие. Лучше обратить внимание на то, что их основная претензия состоит в том, что страна, «перешедшая к либертарианству» не сможет сопротивляться военной агрессии соседних государств. Коль скоро сценарий «либертарианской страны» все-таки теоретически возможен, то проще показать, что такое образование в состоянии себя защитить, а уж потом вдаваться в дебри «перехода к либертарианству».
Роль права и судов в войне. Мы настолько привыкли к тому, что война «отменяет» цивилизованные отношения, что нам это кажется не просто историческим фактом, а неким фундаментальным принципом. Среди прочих цивилизованных отношений, война, само собой, «отменяет» всяческое право. Однако, это верно, только в случае государств, где право является приказами правящей элиты. Эти приказы дозволяют некоторые «вольности» населению государства в мирное время, в случае же войны эти вольности прекращаются и правом становятся прямые распоряжения военачальников. Это и называется martial law. Однако, для децентрализованного права свободного общества война не является каким-то радикальным обстоятельством, которое должно что-то менять. Война отменяет лишь то, о чем было договорено заранее, то есть, те контракты или их части, в которых военные действия были форс-мажорным обстоятельством.
Более того, право фактически задает рамки вооруженного конфликта. С началом военного вторжения собственники приграничных объектов обращаются в суды в связи с нарушением их прав собственности армией Московского царства (это совсем не означает, что они сидят сложа руки и не сопротивляются, ожидая решения судов). Суды признают факт агрессии и предлагают начальству Московского царства прекратить безобразие и заплатить компенсацию. Если оно не прекращает, то суды объявляют московское начальство вне закона.
Объявление вне закона является в случае анкапа своего рода объявлением войны. Среди прочего, оно открывает рынок баунти-хантеров и наемных убийц. Трудящиеся могут скидываться трудовой копейкой на ликвидацию начальников Московского царства. Это, кстати, еще один «фронт» войны, фронт децентрализованый и потому особо опасный и непредсказуемый для начальства агрессора.
Саморегулирующаяся война. С предыдущим обстоятельством связан тот факт, что в случае свободного общества отсутствует судебная или какая-то другая процедура прекращения войны, война прекращается «сама собой» тогда, когда требования всех пострадавших от агрессии будут удовлетворены. Вообще говоря, война со стороны свободного общества является неким саморегулирующимся процессом. Вторжение агрессора, захват им собственности жителей анкапской Украины вызывает рост сопротивления и боевой активности, с другой стороны, чем больше территории освобождается, тем меньше желающих участвовать в процессе и эти желающие иссякают по мере выдавливания агрессора. Интенсивность боевых действий будет разной, она саморегулируется желанием платить одних и ожидаемой прибылью других. После того, как противник будет вытеснен за пределы Украины, боевые действия будут сворачиваться сами собой и переходить в состояние баунти-хантерства. Баунти-хантеры будут преследовать солдат и офицеров армии агрессора до тех пор, пока они не выполнят решений украинских судов и это может продолжаться очень долго после того, как активные боевые действия закончатся.
Здесь есть еще один интересный момент, который регулирует военные действия с «нашей» стороны, а именно, тот факт, что суды общего права не признают «государственных» границ. Это означает, что если «наши» юниты будут мародерствовать на территории московитов, московитские пейзане могут обратиться в «наши» суды. Если им удастся доказать, что действия украинских юнитов не были связаны с преследованием и уничтожением противника, то суды будут рассматривать «наш» юнит как агрессора и обяжут его выплатить компенсацию. Отказ ведет за собой объявление вне закона с известными последствиями.
Таким образом, саморегулирующаяся «рыночная» система препятствует легализации агрессии, а значит и «перерождению» в государство.
Заказ и разработка вооружений. В «анкапской» стране нет государственного ВПК, который разрабатывает вооружения методом тыка (а потом годами доводит их до состояния, пригодного к использованию). Заказчиками здесь могут быть сами юниты, которые через страховые и прочие заинтересованные в эффективной обороне структуры, обеспечивают финансирование проектов. Первоначально это будут копии наиболее удачных вооружений, затем появится нечто свое. Очевидно, что ориентиром будет дешевизна и возможность использования продукции в той или иной мере в мирное время. Разработка при непосредственном участии будущего потребителя серьезно влияет на результат. Кстати, какая-то из относительно недавних моделей пассажирского Боинга была сделана похожим образом, компания привлекла пилотов и пассажиров к разработке, конструкторы были сильно удивлены многим вещам.
Нехорошо воевать за деньги. Придурковатый патриот, бросающийся на все, что посягает на его нежные чувства к мифической «родине» - одно из величайших достижений государственного строительства. Считается, что идеальный солдат должен быть именно таким придурком, радостно приносящим себя в жертву по приказу начальства. Буквально точной будет фраза «патриотизм придумали французы, чтобы денег не платить», так как наш придурковатый герой — плод французской революции, превратившей все население Франции в военнообязанных «граждан», что решило проблему «живой силы» в бесконечных войнах эпохи революции и Наполеона.
Однако, чем ближе мы перемещаемся из состояния сидения на диване к состоянию одетого в униформу человека с автоматом, тем меньше остается места для бравой придурковатости. Представление о том, что армия это «я приказал, они побежали» может быть только у сугубо гражданского человека. «Неоспоримые» и «обязательные к беспрекословному исполнению» приказы на практике очень часто не являются таковыми. Как бы ни был точен и недвусмысленен устав, подчиненные всегда найдут причины для неисполнения приказов. Поэтому реальная, а не воображаемая государственная армия построена на торге. Начальство государственных армий часто вынуждено сопровождать обещанием разнообразных плюшек выполнение тех или иных задач. Я насмотрелся на это в мирное время, подозреваю, что сейчас дела с этим обстоят еще более откровенно. В общем, безмозглые идиоты, радостно бросающиеся с палками на врага, имеют место только в воображении гражданских (либо это просто боевые рабы, у которых за спиной находятся заградотряды; но это все-таки довольно редкий в мировой практике случай).
Либертарианские вооруженые силы лишены всех этих двусмысленностей (обычно являющихся причинами ненужных жертв и поражений), каждый сражается здесь за то, что ему ближе и если это деньги — то пусть будут деньги.
Выбор агрессора. В вероятной войне государства против общества есть еще один интересный момент. Он состоит в том, что обстоятельства, которым мы посвятили шесть колонок, известны не только жителям свободного общества, но и агрессору. Если они неизвестны, то он уже заранее проиграл, а если известны, то у него остается не так много опций для войны, попросту говоря, количество целей, которые можно достичь с помощью войны здесь значительно меньше, чем в случае войн государств между собой.
Какими могут быть эти цели? Открыть рынки? Но рынки свободного общества и так открыты. Принудить к каким-то уступкам? Некого принуждать, нет правительства, никто не ведет переговоры, а если и ведет их результаты не признают остальные. Отхватить часть территории? Опять-таки, нужно, чтобы с этим согласились, а переговоры вести не с кем. Собственники захваченной территории не уймутся, пока не вернут ее обратно, это может быть вялотекущая партизанщина и баунти-хантерство, продолжаться это может очень долго и, в общем, не стоит того. Захватить всю территорию и присоединить к себе? Нужно куда-то деть 40 миллионов вооруженных и негостепреимных украинцев. Есть еще вариант забросать либертарианцев ядерными бомбами и уничтожить все, что движется и не движется. Но что потом с этим делать? В общем, реально достижимых целей в войне государства с безгосударственным обществом (при условии относительного равенства сил и возможностей) попросту нет. Не видно никакой добычи, которая бы оправдывала расходы на агрессию. Это обстоятельство само по себе является неплохим предохранителем от войны.