Государство с точки зрения экономики, или Что общего между чиновником, грабителем, охотником и собирателем?
Чем является агрессия с точки зрения экономики? Ответ на этот вопрос, возможно позволит лучше понять, как функционирует машина организованной агрессии, которую мы называем «государством» и почему государство в большинстве экономических концепций представлено довольно странным образом.
Давайте для начала рассмотрим...эээ...муравьеда. Вот муравьед ест муравьев. Ему совершенно до лампочки намерения и планы муравьев (если бы они у них были), он их просто потребляет. Точно такие же взаимоотношения существуют между овцами и травой или между волками и овцами. Одни существа присваивают себе других существ.
Никакой «экономики» здесь еще нет, здесь есть простые акты присвоения, здесь просто нет ничего, что находится за пределами других наук, вроде биологии или экологии. Экономика начинается тогда, когда в дело вступают субъекты и когда они начинают взаимодействовать между собой. Вот это самое взаимодействие субъектов, то есть, разумных существ, у которых есть собственные цели и планы и порождает те феномены и закономерности, которые и изучает экономика. Самое простое взаимодействие — это обмен, когда два субъекта обмениваются объектами, при этом отдаваемые объекты оцениваются ими в этот момент ниже, чем получаемые.
Понятно, что экономика невозможна без первичного присвоения субъектами объектов, но, оно имеет значение не само по себе, а только в связи с тем, что присвоенные объекты в дальнейшем либо потребляются, либо преобразуются, то есть, становятся частью взаимодействия между субъектами.
Что же такое агрессия в рамках такого понимания? Вот вы заняты каким-то делом, вы преследуете некие цели, выбираете средства, сравниваете издержки. Среда в которой вы действуете, выбор, который вы делаете, в значительной степени (если не полностью) задается действиями других людей, их целями и планами. Ваша деятельность будет успешной, если вы сможете согласовать ваши и чужие цели и выбрать адекватные средства, то есть, сделать так, чтобы ваша деятельность была полезна другим (в развитом обществе это часто происходит «само собой», благодаря праву, морали, механизму цен и так далее).
В общем, все идет хорошо, но тут врывается грабитель и отбирает у вас, скажем, деньги. Что случилось в этот момент? Что сделал грабитель? Грабитель нарушил ваши планы, вы не сможете достичь тех целей, которых вы собирались достичь. Агрессор с помощью силы (или хитрости, как в случае мошенничества) заставил вас отказаться от ваших целей в пользу его целей, от ваших планов в пользу его планов. В момент агрессии ваша субъектность прекратилась, вы стали объектом присвоения, беспомощным ресурсом, который и присвоил себе грабитель.
То есть, агрессия есть акт потери субъектности, это обычное присвоение, охота и собирательство. Поэтому не существует никакого «силового предпринимательства» или «принудительного обмена». Никаких закономерностей и феноменов такое присвоение само по себе не порождает, это, так сказать, до-экономическая деятельность. Грабитель, присваивающий чужое в экономическом смысле подобен муравьеду или корове или какому-нибудь медведю, с той разницей, что он действует в отношении субъектов, с помощью своей атаки превращая их в объекты.
Однако, очень важно то, что грабители, разбойники и мошенники занимаются своим «бизнесом» всегда имея в виду существование общества, то есть, институтов, порожденных мирным добровольным взаимодействием. Разбойникам нужно продать добычу, им нужно где-то жить, им нужно наслаждаться результатами своего нелегкого труда, то есть, в свободное от разбоя время они являются частью тех самых продуктивных мирных взаимоотношений, за счет разрушения которых они живут. Если бы все вокруг были грабителями и разбойниками, то есть, всегда поступали с другими людьми, как с объектами, никакого общества не было и не было бы «человеков разумных», а были бы мы подобны муравьедам, коровам и медведям.
Если мы применим все, о чем мы сказали выше к государству, то оно окажется группой людей, которые занимаются присвоением, то есть, охотой и собирательством, используя в качестве ресурса других людей (то есть, превращая других людей в объекты). Тот факт, что эта группа людей в современном государстве непостоянна и всегда меняется (все в большей или меньшей степени грабят друг друга), ничего не меняет в этом обстоятельстве.
Хочу здесь подчеркнуть, что я здесь говорю не о том, что государство «плохое» и люди, составляющие его «неправильные» (хотя с точки зрения права государство преступно). Когда я говорю о государственнической деятельности, как о присвоении я не имею в виду некие метафоры, а констатирую факт, определяю то место, которое занимает эта деятельность в рамках базисных представлений экономической науки.
В большинстве мейнстримных политэкономических концепций государство выступает в виде неких существующих в вакууме «рамок» и «источника правил», происхождение и полномочия которых остаются за скобками, либо как «инструмент» для достижения максимальной эффективности «общества в целом», под которой обычно понимается состояние экономического равновесия, либо как различные комбинации того и другого.
Однако, коль скоро государство — это группа людей (субъектов), занимающихся охотой и собирательством других людей, (которые становятся в этой ситуации объектами), то ни о каком «источнике правил», «инструментах» и прочем речи идти не может.
Что может здесь изучать экономическая наука, а точнее — как она должна изучать государство или общество, в котором действует государство? Достойного ответа пока что нет. Есть попытки экономического анализа деятельности государства вроде школы общественного выбора в институционализме или микроэкономических моделей Нисканена, в которых агенства конкурируют за бюджеты, предоставляемые «спонсором», но они точно так же игнорируют тот факт, что государство есть присвоение одних людей другими людьми.
Мы не сможем до конца понять, как работает государство, пока не создадим концепцию, которая учитывает его реальную, а не желаемую (на самом деле выдуманную задним числом) природу. Для такой концепции очевидно, что «общество» для «государства» есть внешняя среда, а деятельность присвоенных государством институтов (вроде «охраны порядка», «бесплатной медицины» и т.п.) сродни окучиванию почв и одомашниванию диких животных, то есть, она просто уменьшает затраты на присвоение ресурса. Понятно, что «окучивание» - это аналогия, но вот вам и сугубо экономический вывод — спроса на государство, как таковое, не существует просто потому, что спрос и предложение существуют в мире добровольного обмена, а не присвоения. Спрос предъявляется «рынку», то есть, грубо говоря, другим людям, участвующим в производственной и торговой деятельности. О Робинзоне нельзя сказать, что он «предъявляет спрос» на ягоды, которые он собирает в лесу. Спрос и предложение как аналитический инструмент просто не нужны в этой ситуации. Они обретают смысл тогда, когда он покупает эти ягоды в супермаркете, то есть, тогда, когда мы хотим найти закономерности во взаимодействии огромного количества людей, имеющих свои цели и планы.
Тем не менее, о спросе уже можно говорить применительно к тому, что государство выдает за свои «услуги». В общем, в любом случае всю эту путаницу необходимо распутать, и первым шагом, как мне кажется, здесь должно стать понимание экономической природы агрессии, как акта десубъектизации, присвоения, охоты и собирательства.
Автор: Владимир Золоторев
