Отец редко называл его «сынишка». Когда он в первый раз должен был пойти в школу, то на первой звонок по городской улице его вел отец – мама заболела и лежала в больнице. Он шел в неуклюжей синей форме, портфель, висящий на спине, то и дело заставлял его одергивать плечом – неудобно идти. Со стороны это выглядело забавно. Подходя к школе, отец, одетый в коричневую вельветовую куртку, взял его руку и хотел посмотреть на него: «Сынишка ты мой». Но мальчик, сделав серьезное лицо, смотрел вперед…
Когда черный дым, словно рваное знамя, вздымающееся на Майдане возле баррикады, пронзила брошенная светошумовая граната, он шел от передовой к Дому профсоюзов. Пригнувшись от внезапного взрыва, он правой ногой поскользнулся о раздавленную пластиковую бутылку и лицом плюхнулся прямо в грязь.
«Эй, осторожнее», – пожилой мужик в грязной, испачканной куртке подал руку. Раздался еще один взрыв. Чуть приподнявшись, он схватился за поданную руку – в бою ничья помощь не навредит. Но полностью подняться не смог – видно вывихнул ногу. «Брат, помоги дойти к зданию», – попросил он мужичка. Тот в ответ сказал, что мол, сейчас уйду, вернусь с носилками.
Раздалось еще два взрыва подряд. Несколько бойцов из самообороны Майдана понесли ящики с коктейлями Молотова. Еще пару людей прикрывали их щитами, на которых зияли пустоты, будто глаза, которые выели голодные вороны, – дыры от пуль.
Подул ветер. Темный, едкий дым немного повернулся в его сторону. Стало тяжело дышать, а идти сам он не мог – нужно было быстро бежать, чтобы не подстрелили или лежать смирно, пока не придет подмога. Закашлявшись, он прикрыл рот рукой.
Где-то недалеко раздался вонзающийся в нутро, в самую кость, женский крик. Потом второй. «Снайпер, снайпер», – почти зарычал громко сотник. Метров за пять какой-то хлопец рухнул в самую жижу, и, разгребая руками мачмалу, ошметки шин, разорванные куски какой-то газеты, пополз от баррикады в сторону сцены.
Мужичок с носилками так и не появлялся. «Брат», – крикнул он ползущему бойцу. Тот обернулся, чтобы посмотреть, кто зовет. Опять грохот. Крик. Даже не крик, вопль, на надрыве натянутых, словно парус, связок.
«Помоги добраться в тихое место», – сказал он подползающему сотоварищу. «Я - Колька, ты, что меня забыл? Неделю назад разговаривали», – сказал приползший самооборонец.
Да, будешь помнить тут. В голове все смешалось, будто в винегрете. Еще и нога ноет, уж не сломал ли?..
«Понимаешь, Колька, я вспомнил – еще пять дней назад обещал матери позвонить, она, как отца похоронили, уже полгода сама не своя. Хотел именно сейчас, а тут нога», – объяснил товарищу расклад.
Выслушав покалеченного, Колька потянул знакомого за рукав, мол, давай, попробую помочь. Отряхнув прилипшие куски грязи, боец тяжело поднимался, превозмогая боль в ноге. Через полминуты двое осторожно побрели от передовой, пылающей линии боя. И вдруг грохот, взрывы фейерверков, нарастающий гул. Боец сдавленно застонал. Колька увидел, как на груди его знакомого расползается пятно крови. «Эй, эй, что с тобой», – Колька никогда не видел, как умирают люди на поле боя.
Но самооборонец уже ничего не слышал. Медленно стух грохот. Затихли крики. Только мутное пятно плыло у него перед глазами. Приближаясь все ближе и ближе. И вот в неясных очертаниях он начал узнавать человека. Еще пару секунд и уже стали различимы полосы коричневой вельветовой куртки. Отец. Как давно он с ним не говорил. Казалось целую вечность. Так хочется просто поговорить по душам. Хоть пару минут. Отец приблизился и тихо сказал: «Сынишка ты мой». Земля у обоих начала уходить из-под ног. Майдан отдалился, впереди был только Небесный свет…