Призрак Навального, или Ночной кошмар Бутина
Ночь. Государственная дача Ново-Огарево. Владимир Бутин лежит с какой-то женщиной в постели. Рядом на тумбочке раскрытая пачка «Виагры». Все спят. Тишину разрезает только глуховатый храп женщины и нервное ерзанье президента по кровати со спинками из красного дерева.
В какую-то минуту комнату наполнило особо сильное храпение спутницы Владимира Владимировича – хрустальная люстра задрожала от звуковых волн, тюль на окне заколыхались, будто от веяния ветра перед грозой. «А-а-а», – глухо вскрикнул президент, пробуждаясь ото сна. Осмотревшись в полуночной комнате, освещаемым блеклым светом луны, Бутин задрожал от страха. Его подруга все также крепко спала, но ему вдруг почудилось, что рядом кто-то стоит. «Кто здесь?», – выдохнул глава государства. В ответ – только возобновившейся женский храп, ничем не отличимый от мужского.
В глазах у 60-летнего хозяина государственной дачи мелькали странные, порой даже страшные призраки. «Кто здесь? Кто здесь?», – будто издеваясь, перелетало эхо из одного угла огромной комнаты в другой. Наверное, так сходят с ума, рядом с храпящей бабой, подумал президент, вдруг невольно улыбнувшись. В ту секунду, когда его сознание почти успокоилось, и мурашки перестали бегать по спине – из глубокой, плоской темноты дальнего конца комнаты показалась чья-то фигура. Серые, рванные, будто лохмотья, тени сопровождали неведомый силуэт, медленно приближающийся к президентскому ложе. Бутин хотел закричать, но не мог. В его горле слово «спасите» споткнулось о гланды и никак не хотело вылетать и получалось что-то вроде мычания. «Шбазиде», – наконец-то выдавил он исковерканный зов о спасении.
А спасать его было некому. Охрана так поздно никогда не приходила. Димка с какой-то барышней уехал еще три часа назад. Никто не мог прийти на помощь президенту, к которому приближалась страшная фигура.
украинский журналист и блоггер. Стал инициатором создания «коллективного блога» – платформы, на которой несколько блоггеров обсуждают одну тему. Неоднократный участник семинаров и конференций по журналистике.
Казалось, что конец хозяина Кремля близок. Но тут лунный мягкий свет вырвал фигуру из мглы, позволив Бутину разглядеть пришельца. «Алексей Навальный?!» – удивленно прошептал президент.
В ответ пришелец утвердительно кивнул. Сердце у Владимира Владимировича затрепетало, как у спортсмена в конце стометровки. Глаза округлились, будто генномодифицированные огромные яблоки. «Что он может сделать? – рассуждал Бутин, нервно сжимая простыню в руках. – Убить? Так ведь он либерал, не террорист же, хочет все по закону. Может, думает меня искалечить? Так вроде биты с собой нет. Что же он хочет? Что хочет?». Безудержно размышляющий, полусидящий на кровати президент в полумгле своих покоев шептал все возможные собственные приговоры. Запугав себя до смерти, Бутин со всей силы швырнул в Навального подушку, покрытую серебристой наволочкой. Этот импульсный, даже инстинктивный бросок человека, который желает хоть как-то защитить себя, все же спас президента. Вместо того чтобы удариться о лицо знаменитого оппозиционера, подушка прошла насквозь фигуру и, плюхнувшись о дорогой стол викторианской эпохи, упала на пол.
«Так ты, так ты призрак!» – громко закричал Бутин, торжествуя, что его жизнь спасена. От этого крика красотка на кровати проснулась, а еще через минуту в комнату вбежали президентские телохранители. Зажегся свет. Призрак, будто ночная дымка, растворился в покоях здания государственной дачи Ново-Огарево.
Спустя полчаса Бутин выгнал всех прочь, оставшись один в спальне. Комнату он пересекал мелкими шагами, ходя по кругу. В его голове, будто водопад, бурлили мысли. Посадить в тюрьму на пять лет, закрыть его от глаз людских, какое ему мэрство – сгноить в Сибири, замышлял он методы расправы над Навальным. «Теперь я абсолютно схож на тирана – у меня даже есть свой персональный призрак», – вдруг довольно сказал он вслух, повернувшись к темной, полной серой мглы дальней стороне комнате. Но оттуда уже никто не выходил. И на гладком, ботоксном лице президента натянулась, словно струна, совершенно сумасшедшая, страшная улыбка.
