Контракти.ua

С чего началась твоя литературная карьера? Почему ты вдруг стал писать пространные тексты, в частности, первую повесть под названием «Культ»?

— Основной предпосылкой, чтобы что-то такое зашевелилось в моем сознании, была учеба во Львовском физико-математическом лицее. Преподаватели этого лицея работали почти как хедхантеры, то есть они предлагали учиться в этом учебном заведении победителям областных, всеукраинских олимпиад, и это было довольно соблазнительно — многие попали в лицей прямо с вручения грамот победителям. Лицеисты получали настолько высококлассную подготовку, что это позволяло им занимать призовые места на мировых школьных олимпиадах по математике, химии в Бомбее, Сиднее или где-то еще. Я не был победителем таких олимпиад, но мне повезло быть в окружении этих детей. И в том лицее со мной произошла amor fati...

Классическая история о фатальной любви, которая продолжалась тихими вечерами писанием о вечном?

— Да, это была как раз такая фатальная любовь, когда все чудесно, да не у тебя. А тебе 16 лет... Тогда я слушал Джима Моррисона. Его музыка меня потрясла до такой степени, что я начал писать, то есть попробовал себя в жанре малой и средней прозы. Такие ощущения бывают у каждого подростка пубертатного периода, и он, как правило, пишет лирику...Но у меня к поэзии склонности не было и нет. Поэтому писал прозу. В частности, и то, что теперь известно как роман «Культ». Роман писался довольно быстро. Дал его почитать друзьям. Кто-то из них посоветовал обратиться к писателю Виктору Небораку, чтобы он глянул на мою рукопись. Затем знакомый дал другой совет: показать текст литератору Юрию Издрику.

Тогда, да и до 2006 года, во Львове в культурно-художественном центре «Дзиґа» на правах главного редактора Издрик выпускал вместе с издательством «Кальвария» литературный журнал «Четверг». Издрик — представитель так называемого станиславского феномена в современной украинской литературе — был открыт молодым авторам для своего журнала. «Станиславский феномен» — это об известных литераторах города Ивано-Франковска, который когда-то назывался Станислав. К известным авторам из Станислава относится, например, писатель Юрий Андрухович. Так случилось, что «Культ» опубликовали в 13-м номере журнала «Четверг», который тоже оказался фатальным для меня. У меня с этим числом — резонанс.

А «Культ» чего или почему культ?

— Культ как культ. Вообще, когда я писал, то думал о культе, созданном демоническими текстами Говарда Лавкрафта, как и о культе самого Лавкрафта. Это американский писатель начала ХХ века, человек с загадочной биографией отшельника. Меня иногда упрекают, что, используя мифологию, расписанную Лавкрафтом, я занимаюсь плагиатом. Но в то же время в западной литературе хоррора существует целый литературный пласт последователей Лавкрафта. Стивен Кинг, который тоже в юности был очарован византийским богатством ужасов Лавкрафта, неоднократно отдавал дань уважения мастеру, прибегая к аллюзиям на его произведения в своих бестселлерах.

По поводу отшельников. Это правда, что писатели одиноки? Что приступы одиночества заставляют их доверять свои мысли и чувства бумаге?

— Одиночество — естественное состояние для человека. Надо понять, что одиночество свидетельствует о твоей разделенности на себя и того, кого рядом с тобой нет. Иначе понятие одиночества не имеет смысла. Продолжу: каждый раз, когда ты видишь, что ты сам и рядом никого нет, то ловишь себя на мысли, что по жизни ты движешься совершенно один, так что это нормальное человеческое состояние. Более тотального одиночества, чем здесь и сейчас, не бывает.

Итак, ты учился в университете, в свободное время писал книги. Откуда брал средства к существованию?

— Работал в «Открытом кафе». Это был книжный магазин-кафе в центре Львова. Особенностью его было то, что он открыт круглосуточно. И книги продавались в нем тоже круглосуточно. Довольно веселое место было. Кстати, я описал его в романе «Намір!».

На момент подписания своего первого контракта с литературным издательством ты был несовершеннолетним, значит, договор подписывали родители?

— Да. Но мой внутренний голос протестует против того, чтобы отвечать на вопросы о родителях, не знаю почему. (Смеется.)

Откуда у тебя возникло желание стать психиатром, о котором ты не раз говорил?

— Это мне раньше казалось интересным: тонкие и точные манипуляции... А родители сказали: «Лучше ты будь учетчиком и аудитором». Я не спорил с ними, что профессия мне пригодится, поэтому поступил во Львовский национальный университет. А этим летом мне посчастливилось пройти тренинг личного роста «Седьмое небо» у всемирно известного доктора Назаралиева. Все происходило на берегу Иссык-Куля, прекрасного озера в Киргизии. Был я там в компании с киевскими пиар-технологами. Доктор Назаралиев специализируется на лечении и реабилитации наркозависимых. Он как человек, знакомый с различными школами йоги, суфийскими практиками, разработал сопутствующий лечению комплекс реабилитационных упражнений для людей, переживших сильный психоэмоциональный стресс. Оказалось, что этот тренинг хорошо подходит и для здоровых людей, заинтересованных во внутреннем развитии.

Почему ты так часто подвергаешь своих персонажей влиянию разнообразных препаратов наркотического действия? Каждый раз детально и правдоподобно описываешь процессы, происходящие в человеческой голове во время наркотического опьянения.

— Писатель Уильям Берроуз, например, усматривал в употреблении наркотиков возможность другого осмысления мира, альтернативных реальностей. В моей книге «Архе» люди употребляют... капли для глаз, но не для того, чтобы покайфовать, а чтобы узнать новое о том, как устроена наша психика, каким выглядит мир, когда человек находится в состоянии измененного сознания. Мои герои ищут свободу восприятия, и именно в таком свете следует рассматривать все эти наркотические поиски моих героев. Когда человек употребляет какой-нибудь наркотик, то переживает своеобразное откровение.

Ему кажется, что он познал непостижимую вещь, открыл тайну, которой мир не видел. Но заканчивается действие наркотика — и закрадываются сомнения: действительно ли он открыл какую-то экзистенциональную тайну или это было заблуждение, спровоцированное биохимией. Сам я не употребляю алкоголь, не курю и считаю, что чистое сознание может открыть для человека намного больше, чем сознание, стимулированное психоделиками.

Когда читаешь твои тексты, задумываешься над тем, каков твой Бог. Ты вообще в него веришь?

— Бог есть, но он лишен субъективности. Он полностью объективен. Для него все творения равноценны и равнозначны. Думаю, он никак не следит за тем, как живет человек, поступает он хорошо или плохо. Наши поступки, на мой взгляд, для него не настолько важны, как бы нам хотелось думать. В моем мировоззрении вырисовалась такая ситуация, что поступки людей вообще лишены важности, то есть что бы мы ни делали — это ничего особенного не значит, ничего не изменяет. Наша греховность или наша доброта мало на что влияют, мы думаем, что наши человеческие черты помогают или вредят в жизни... Да мало ли что мы себе там думаем. Это мое понимание фатализма. Люди в своей жизни настолько никому не нужны, что это ужасает. И если они не уделят внимания себе, то они и себе не будут нужны. А так, по крайней мере, есть шанс.

Помнится, одна украинская писательница назвала тебя «молодым йогом». Ты четко разделяешь творчество и жизнь? Зачем тебе так глубоко погружаться в психологию?

— Как для писателя и для человека такие знания мне понадобились и нужны. По большому счету я стремлюсь писать психоактивную литературу. Условно говоря, литературу, которая бы могла не просто влиять на чувства человека, на его эмоции, на его эстетические взгляды, социальные черты, как это было в XIX веке или в XVIII. Я хотел бы обратить внимание читателей на психику как таковую, достучаться до их сознания. Ведь наше время связано с информационными технологиями и оно перекликается с культурой постмодерна, культурой цитаты, коллажа, клипа. В самом названии «постмодерн» заложена цитата из эпохи модерна.

Информационные технологии, такие как пиар, реклама, широко используют принцип цитатности и разрозненности. Они являются коррелятом идеологии постмодерна. Так же постинформационные технологии, или же психотехнологии, которые сегодня приходят на смену технологиям информационным. И такие психотехнологии должны иметь и будут иметь свой культурный коррелят. Речь идет о культуре, непосредственно действующей на сознание. Я хочу писать тексты, которые могли бы вызывать определенные изменения состояний сознания, провоцировали те или иные преобразования сознания. На каждом этапе развития литературы запросы к ее назначению были разными: поучительное, разоблачительное, лирическое... Мне кажется, теперь формируется запрос на литературу нового типа — такую, которая возбуждает сознание, — литературу психоактивную.

Ты случайно не поддался влиянию книг Тимоти Лири, Олдоса Хаксли?

— Думаю, уже давно ушло время, когда эти имена были скандальными и провокативными. Сейчас их идеи заняли соответствующее место в мире, а эти имена скорее определенные маячки узнавания для единомышленников. Конечно, из этого становится понятно, почему я пишу именно так, как пишу, — поскольку иначе мне неинтересно. Я всегда принимаю во внимание, что одни читатели меня будут считать своим автором, понимать мои мысли, а другие, наоборот, скажут, что я пишу неизвестно что. Я не могу быть одинаково понятным для всех, и это нормально. Я с этим справляюсь. В Тибете есть такой камень, на котором написано: «Люби трудности, ибо они сделают тебя сильнее».

А из современных украинских писателей кого ты считаешь своими учителями?

— Три Юрия: Издрик, Андрухович, Покальчук. Эти люди много передали мне в сфере как литературы, так и жизни: в смысле этики, логики, эстетики тех вещей, которые нужны для того, чтобы можно было создать свой стиль. А также Стивен Кинг, читая которого, я, условно говоря, оттачивал свое перо. Курт Воннегут близок мне нарративностью, способом подачи своих мыслей. Есть много авторов, повлиявших на меня, их всех даже не перечислить, и в конце концов не всегда это влияние сразу осознаешь.

Общение с читателями во время литературных встреч: в чем сложность этой работы писателя? Когда ты был в турах на Западе, не заметил ли отличий в этой работе наших и их авторов?

— Одним из непременных моментов современной украинской литературы является выступление перед зрителями. Публичные чтения, которые благодаря мифотворцам Бу-Ба-Бу и другим представителям «ВыВиХ»-нутой литературы, приобрели какой-то балаганный вид. То есть сейчас в моем представлении литературные чтения — это в первую очередь шоу, где ты демонстрируешь остроту своей иронии и импровизационные таланты, а чтение как чтение — только на втором месте. Чтения могут переходить в хроническую форму — тогда это называется туром. Писатель, сам или в компании побратимов, ездит по Украине, дает чтения. Особый момент чтений — это общение с залом. Это всегда приносит массу положительных эмоций. На моем опыте еще не было тотально отрицательного отношения к чтецам, непринятия их аудиторией. Общение с залом — это всегда весело, энергично и бурно.

А вот на Западе господствует совсем другая традиция. Там чтение — это именно чтение. Немцы, например, приходят именно для того, чтобы в течение часа-полутора прослушать неспешное, флегматичное чтение в авторском исполнении.

Не боялся, что публика твоего возраста таких высоких мыслей наверняка не оценит? Ты словно дразнишь сложными темами, связанными с Малевичем, абстракционизмом, биохимией и разными похожими вещами в других романах, в частности в романе «Намір!».

— Ни в коем случае в романе нет ничего запланированного. Хочешь видеть в этом какое-то достижение — ищи. Мне приятно, когда люди находят в моих романах что-то интересное. Твое право видеть в нем то, что ты хочешь видеть. По крайней мере, я еще не встретил человека, понимавшего написанное мной дословно в тех интонациях, в которые я вкладывал свой текст. И это уже веселит. Каждая вещь для кого-то сложна, а для другого, наоборот, понятна. Я пишу на такую аудиторию, которая воспринимает схожие, как ты говоришь, сложные идеи. И все равно наряду с этой публикой всегда есть другой читатель, покупающий мои книги не потому, что ему понятно мое писание. Художественную книгу скорее приобретают из-за того, что она нравится. Каждому нравится что-то другое — в том, что я пишу. Тем не менее, если быть честным, то я не считаю, что в моих книгах так много сложных идей.

Иначе говоря, ты мог бы «удариться» в более коммерческие вещи, понятные для более широкой публики, но этого не делаешь. Почему?

— Существуют вещи, которые у тебя пробуждают интерес в жизни, так? По такому принципу ты подыскиваешь себе определенную музыку, литературу. И по тому принципу соответственно читаешь те или другие книги, правда? И уже внутри самого текста каждый может искать что-то интересное для себя. Со своей стороны я могу тебя спросить: зачем писать о неинтересных вещах?

Поговаривали, несколько лет назад ты неосмотрительно с экономической точки зрения подписал контракт со львовским издательством «Кальвария». Говорили, что тебя чуть ли не «на пожизненно» купили. Насколько выгодны для тебя, украинского писателя, условия сотрудничества с отечественными издательствами?

— Во-первых, это только слухи. На самом же деле я обошел это неудобное предложение и начал свое сотрудничество с рядом других издательств, среди которых киевские издательства «Дуліби» и «Грані-Т», харьковское «Клуб семейного досуга», не предоставляя монополии ни одному из них. А что касается выгодности, то она, безусловно, проигрывает перед западными издательскими домами. Разница в гонорарах все еще измеряется порядками. Публикация книг в Украине — не самое доходное дело, но поскольку я романтик, то считаю, что мне этих доходов достаточно.

Можно жить только с доходов от литературного творчества?

— В Украине — можно при условии, что ты действительно издаешься за границей и, как в моем случае, не куришь и не пьешь. (Улыбается.) Но почему-то мне кажется, что с годами ситуация улучшается, и через некоторое время отдельные случаи тех, кто выжил на деньги от литературы, превратятся в вполне румяный и здоровый контингент. А мой выход на западных публикаторов стал возможен благодаря издательству «Кальвария» и их стараниям. Они долгое время выполняли, а по сей день по отношению к первым моим трем книгам и дальше выполняют роль литагента, и, как я могу видеть, их действия приносят плоды. Что же касается произведений «Намір!» и «Архе», то ими занимается немецкое издательство Suhrkamp.

Есть ли у тебя неопубликованные романы?

— Есть несколько произведений, но они не изданы лишь потому, что я не считаю их достаточно хорошими для этого. Например, трилогия Industrial.

Где ты сейчас работаешь, то есть привязан к какому-то конкретному месту работы?

— Работаю сейчас главным редактором рекламного журнала «Кофе с молоком». Это возможность реализовать себя в новом качестве и развить новые качества в самом себе. Каждый день хожу на работу, поэтому живу сейчас в Киеве. Журнал — детище моих друзей, и мне интересно наблюдать, как из небольшого ядра разворачивается целая структура, которая постепенно охватывает всю страну. Для меня это не менее ответственно, чем интересно.

Если бы ты мог жить со своих книг, то тратил бы больше времени на писательство?

— Я уже уточнял, что в Украине с писательства можно жить человеку, который не курит, не пьет и — добавлю — является вегетарианцем, чем по ходу экономит на мясе. Понятно, что делать «гуманитарную помощь» рекламному изданию в виде своей поддержки я никогда не планировал и не планирую. Это бизнес.

---

Досье

Любко Дереш родился 5 октября 1984 года во Львове

Образование: экономический факультет Львовского национального университета им. И. Франко по специальности «учет и аудит»

Достижения: книги «Культ» (2001), «Архе» (2003), «Поклоніння ящірці» (2004), «Намір!» (2006), «Трохи пітьми» (2007)

Кем бы мог стать: психиатром, хирургом, бухгалтером

Главное разочарование: как правило, главные разочарования происходят еще в детстве. Тогда очень разочаровали друзья, которым неинтересны были динозавры, о которых Любко так хотел поговорить

Жизненное кредо: «Большого брата не существует», «Никто никому ничего не должен, и менее всех мне»

Хобби: собирать парадоксы, анализировать их, интерпретировать и задействовать в текстах

Последняя самая дорогая покупка: авиабилеты в Киргизию