Контракти.ua

Наталья КОГАН

                              Никто не хотел выбирать

Сегодня это кажется странным, но в XVIII веке, как только Екатерина II в 1785 году подписала Жалованную грамоту городам (законодательный акт, утвердивший новые выборные городские учреждения) и Харьков перестал быть казацким городом, жаждущих попасть в городскую власть было на удивление мало. Дело в том, что служба отрывала народных избранников от их собственных лавок или мастерских. Жалованье за исполнение гражданского долга тогда не полагалось, а даже если его и давали, то оно, как правило, задерживалось. Кроме того, за малейшее нарушение законодательства налагались всяческие штрафы. А нарушить то, чего не знаешь, проще простого. Понимать что-нибудь в юриспруденции первые представители муниципальной власти не могли уже хотя бы потому, что в большинстве своем были просто неграмотны — мало кто из них умел поставить подпись под документом.

Как только возникала опасность занять должность в органах городского самоуправления, предполагаемые кандидаты сразу же сказывались больными и даже предоставляли справки. Так, купец Алексей Тамбовцев, благодаря своим связям, регулярно добивался того, что во всех должностях бывал без году неделю, но в конце концов в 1791-м все же был избран городским головою, чем остался крайне недоволен.

Сущий дурдом

Отношение к праву на власть изменилось во времена мэра Егора Егоровича Урюпина, который занял этот пост в 1799 году. Как писал известный харьковский историк Дмитрий Иванович Багалей, выдвинув Урюпина на должность городского головы, Харьков доказал, что прошел школу общественной самодеятельности и подтвердил свое право на городское самоуправление.

Урюпин был человеком энергичным, образованным, сведущим в правовых вопросах. Он принадлежал к местной интеллектуальной элите — сохранилась его дружеская переписка с Григорием Сковородой. Городской голова вместе с Василием Каразиным способствовал строительству Харьковского университета. «Это был бесстрашный поборник законности, не думавший о личных удобствах и выгодах, когда дело касалось общественных интересов» — так характеризует этого человека Багалей.

Харьков. Здание Городской думы на Николаевской площади. Фото ХIХ в.

При этом председателе деятельность городского самоуправления сосредоточилась главным образом на охране прав и интересов города и горожан. Городские власти пытались ограничить притязания царской администрации, чиновники которой считали себя хозяевами города. В частности, когда к Урюпину обратились с жалобой на городничего, что тот принуждает завышать цены на овес, городской голова не только предал гласности эти факты, но и провел собственное расследование. Оказалось, что к делу о махинациях с ценами на овес причастны как полицейские начальники, так и сам губернатор Петр Федорович Сабуров.

Благодаря энтузиазму Урюпина городские власти активно вступали в споры с губернским начальством. К примеру, Сабуров решил воспользоваться городской казной и принудить город уплатить полковнице Буксгевден за постой в ее доме шефа драгунского полка Глазенапа. Дума пыталась оспорить это решение, обратившись в Сенат, но пока тянулась канцелярская волокита, ей все равно пришлось оплатить из городского бюджета довольно приличную сумму полковнице, а также штраф за неповиновение, назначенный Харьковской уголовной палатой.

Харьков. Дом Урюпина на ул. Рымарской. Фото 2008 г.

С городским самоуправлением действительно не церемонились. Порой доходило до абсурда. Например, в 1800 году исчез мост на реке Лопань. Дума обратилась с запросом к городничему, а тот ответил, что мост разобран им якобы по повелению губернатора Сабурова, а дерево с разобранного моста перевезено в находящиеся под Харьковом конюшни драгунского полка для устройства яслей для лошадей.

Апогей борьбы Урюпина с губернской администрацией наступил, когда губернатором в Харьков был назначен Андрей Кондратьевич Артаков, вошедший в историю города, во-первых, как ярый противник учреждения университета, а, во-вторых, как человек, причастный к истории с сомнительным «душевным помешательством» Урюпина. Академик Н. Ф. Дубровин рассказывал, что новоиспеченный губернатор попытался предложить мэру принять вместе с ним участие в незаконных городских поборах или, говоря современным языком, рэкете. Когда Урюпин отказался от «весьма заманчивого» предложения начальства, Артаков при содействии чиновников врачебной управы объявил того сумасшедшим, заключил в дом умалишенных и, не спрашивая согласия родственников, отдал его имение в опеку постороннему лицу. А затем велел выбрать другого голову. Но до выборов дело не дошло. Такому произволу удивился даже самодержец, и вскоре губернатора освободили от занимаемой должности.

Денег — как грязи!

Назначая губернатором Сергея Кокошкина, император Николай I напутствовал его: «Вытащи мне Харьков из грязи!» И Кокошкин принялся за это трудное и неблагодарное дело. Жители города чувствовали бурную деятельность нового начальника повсеместно и ежечасно. Прежде всего Сергей Александрович занялся полицией и Думой. Каждое божье утро город узнавал очередную новость о том, что отправлен в отставку некий квартальный или уволен думский писарь, или получил выговор секретарь, а то и губернатор лично сделал внушение городскому голове и пригрозил гауптвахтой. «Но как бы то ни было, а болото родного нашего города всколыхнулось и начало плескаться о берега свои, заражая воздух зловонием, — говорил о событиях того времени летописец В. П. Карпов в своей книге «Харьковская старина». — С увольнением то одного то другого чиновника в отставку начали вскрываться такие делишки, которые объясняли давно томившие многих и неразгаданные вопросы: откуда, например, взялся дом у секретаря такого-то; или на какие средства приобрел хутор секретарь Сиротского суда; или почему это так малодоходна Благовещенская церковь, в которой старостой купец Л-н, он же и заседатель от купечества в Сиротском суде?»

Место теракта: угол пр. Московского и ул. Чигирина (бывш. Дворянская)

Именно тогда была раскрыта крупная махинация с куплей-продажей земли. Опекун сирот Хвощевых, купец Култынников, с помощью секретаря Басова испросил разрешения Сената и продал «за ветхостью» земельный участок Хвощевых с усадьбою и домашним скотом. Выручил он за этот «ветхий» скарб 63 тыс. рублей, из которых передал сиротам 10 300 рублей. Оставшуюся сумму поделили Култынников и Басов. Первый за счет барыша устроил на своем хуторе конный завод, второй купил хутор. Финансовые операции были так хорошо обставлены, что остались довольны все их участники. Сироты Хвощевы радовались своим 10 тыс. руб., в свою очередь покупатель земли через четыре месяца продал ее уже за 90 тыс. рублей. Раскрытие такого рода дел приводило, конечно, к увольнениям одних чиновников, назначениям на их места других.

Егор Урюпин

Тем не менее о главном задании государя Кокошкин не забывал и исполнял его особо рьяно. Борьбу с ужасающей грязью он решил начать с обустройства дорог по главным улицам. Однако муниципальные власти справедливо заметили, что у города есть масса других неотложных нужд, требовавших больших денежных расходов. И все же Кокошкин ввел налог для граждан, названный им «мостовым». Полученные таким образом средства должны были пойти на прокладку мостовых по главным улицам. Ежегодная мзда налагалась на всякого домовладельца — в зависимости от количества квадратных саженей, занимаемых домами. Жители, не привыкшие к налогам и считавшие великим бременем даже те подати, какие с давних времен существовали во всех городах Российской империи, были возмущены новым распоряжением генерал-губернатора и начали роптать. Городской голова, купец Алексей Михайлович Рудаков, убедил богатых торговцев подать жалобу на Кокошкина государю. Тот, ознакомившись, поделился с губернатором ее содержанием. Кокошкин в свойственной ему «командно-штабной» манере провел «расследование». В итоге все граждане, на которых опирался Рудаков, отреклись от своих подписей и даже принялись хвалить инновации генерал-губернатора, благодаря государя за то, что тот был столь милостив, послав городу такого вызволителя.

Усекновение городского головы

Городской голова Сергей Кондратьевич Костюрин, управлявший Харьковом с 1853-го по 1858 год, отличался эксцентричной демократичностью. Он неоднократно избирался мэром не только из-за своей близости к народу, но и благодаря капиталу, нажитому торговлей вином и ростовщичеством. В качестве приемной градоначальник использовал винный погребок, которому дал библейское название «Капернаум». В. П. Карпов писал: «Он торговал вином и сам пил его каждый день как воду, встречая и провожая солнце с бутылкою лиссабонского в руках».

Харьков. Дом губернатора на ул. Университетской. Фото 2008 г.

Костюрин неизменно заседал в «Капернауме», куда и обращались к нему просители. У погреба всегда стояли купеческие дрожки, которые в любой момент готовы были доставить из муниципалитета и обратно думского секретаря. Иногда в небезызвестном погребке за бутылкой портвейна проводились думские заседания.

Сюда же по городским делам стекались и предприниматели, бравшие на себя подряды освещать Харьков конопляным маслом или заваливать рытвины на улицах, вымытые дождем. Однажды в «Капернауме» собрались деловые люди и среди них подрядчик, желавший получить заказ на починку мостов и кладок. В предчувствии наживы он клялся: за что ни возьмется, так непременно все сделает по-божески. В порыве страсти даже сравнивал себя с неким святым. «Как ты смеешь равнять? — возмутился хозяин «Капернаума». — Да знаешь ли ты, как этот святой умер?» «Знаю! — ответил подрядчик. — Ему отрубили голову!» Тогда городской голова вышел из помещения и через минуту вернулся с топором. «Ну-ка, подставляй свой котел глиняный!» — сказал Костюрин. «Руби!» — крикнул разгоряченный вином предприниматель, став на четвереньки. Городской голова ударил его, только не топором, а курительной трубкой, у которой от удара отлетел чубук. «Отсечение головы» окончилось хохотом присутствующих и получением казенного подряда.

Брат-2

В 1866 году в Харьков прибыл новый молодой генерал-губернатор — один из богатейших русских дворян Петр Дурново. Именно ему в большой степени Харьков обязан учреждением Александровской больницы (ныне 1-я городская больница), для которой он из собственных средств пожертвовал 25 тыс. рублей. Петр Павлович подарил городу паровую пожарную трубу с рукавом в 200 саженей. Молодой и энергичный губернатор всячески способствовал развитию в городе меценатства. При нем сложилась традиция ежегодно отчислять из прибылей городского банка по 300 рублей на стипендии воспитанницам благотворительного общества. За добрые дела харьковчане присвоили Дурново звание почетного гражданина, а памятником ему стала великолепная лестница на Университетской горке, построенная по его инициативе и сохранившаяся по сей день.

Дмитрий Кропоткин

Однако всего через четыре года император прислал нового губернатора Дмитрия Кропоткина. Он был княжеского рода, восходящего к Рюриковичам, кроме того, имел прекрасную административную подготовку. Казалось, что начинающего градоправителя ждут не меньшие, чем у его предшественника, успехи на государственном поприще.

Но к моменту назначения нового генерал-губернатора обстановка в стране кардинально изменилась. Во-первых, принятая реформа значительно урезала губернаторские полномочия в сфере городских дел. Во-вторых, в империи зарождались революционные настроения. Харьков при этом стал одним из очагов революционного движения. И уже в 1872 году Кропоткину пришлось усмирять бунт горожан, вызванный грубостью харьковской полиции и принявший серьезный размах.

А 9 февраля 1879 года на генерал-губернатора, следовавшего в карете из Института благородных девиц домой, было совершено покушение. Террорист скрылся с места преступления. Нападавший, Григорий Гольденберг, был арестован и дал показания: «В 11 часов 15 минут, прохаживаясь около его дома, я заметил мелькающие огоньки фонарей его кареты. Тогда я, подошедши к ранее назначенному для сего более удобному по моим соображениям месту и поравнявшись с каретой, вскочил на подножку ее, причем левой рукой ухватился за ручку фонаря, а в правой держал револьвер. Сперва я хотел дулом револьвера разбить стекло, но оказалось, что окно спущено. Тогда я, всадив револьвер в карету и дав руке надлежащее направление, сделал один выстрел, хотел сделать еще несколько, но так как стоять было весьма неудобно, то я и упал, и благодаря быстроте езды меня отбросило в сторону, почему я и не попал под колеса».

Нанесенная революционером рана была тяжелой: пуля раздробила ключицу и повредила позвонок, в результате чего нижнюю часть тела парализовало. По личному распоряжению императора в столицу ежедневно телеграфировали о состоянии здоровья князя. Спустя шесть дней, 15 февраля, губернатор скончался. Городская дума осудила жестокое убийство и постановила переименовать улицу Дворянскую, где произошло преступление, в Кропоткинскую (ныне улица Чигирина). Кроме того, в память князя муниципальные власти учредили 10 стипендий для выходцев из малоимущих семей. Император, тронутый делами и чувствами харьковской общественности по отношению к почившему генерал-губернатору, искренне ее поблагодарил.

Харьков. Павловская площадь. Фото ХIХ в.

Революционеров не остановило то, что жертва приходилась двоюродным братом известному анархисту князю Петру Кропоткину. Теоретик безвластия, говоря о кузене, замечал, что тот поступил с харьковскими бунтовщиками настолько мягко, что удостоился одобрения в Петербурге. Но революционеры так не считали, вменив Дмитрию Кропоткину жестокость по отношению к политическим заключенным, содержавшимися в тюрьмах Харьковской губернии. Однако по словам князя-анархиста, генерал-губернатор был виноват отнюдь не в бесчеловечности, а только в попустительстве: «В сущности, он был незлой человек. Я знаю, что лично он скорее симпатизировал политическим, но был человек бесхарактерный, притом придворный, флигель-адъютант царя, и поэтому предпочел не вмешиваться. Тогда как одно его слово могло бы остановить жестокое обращение с заключенными. Александр II любил его, и его положение при дворе было так прочно, что его вмешательство, по всей вероятности, было бы одобрено в Петербурге».

Кстати

Слуга народа

Губернатор Павел Муратов в период своего властвования с 1819-го по 1827 год прославился необычайной вежливостью. Ни одному просителю не удавалось поклониться прежде, чем Муратов отвешивал ему два-три поклона, и всегда обещал все исполнить, с чем ни обратились бы. Один проказник, явясь к Муратову, просил его приказать сжечь Харьков, который ему, де, крепко насолил. На эту просьбу последовал ответ: «Прикажу-с, не медля, прикажу!» Бывшие при этом едва могли удержаться от смеха, зная: шутник держал пари, что получит именно такой ответ на дикую просьбу, вместо того чтобы быть отправленным в «желтый дом».

К счастью для харьковчан, губернатор никогда не выполнял обещания. Однажды гуляя по городу во время Успенской ярмарки, Муратов встретил помещика Куликовского. Отвесив ему, по обыкновению, несколько поклонов сряду, градоначальник спросил: «Что дорого и что дешево на ярмарке, Михайло Матвеевич?» Тот отвечал: «Правосудие подорожало противу прежнего, а поклон ни почем, Ваше превосходительство». Муратов раскланялся еще вежливее и пошел своей дорогой.

Между прочим

Токмо волею пославшей мя жены!

5 февраля 1792 года в Городскую думу поступило следующее заявление: «Муж мой, харьковский третьей гильдии купец Семен Борисенков, избран на нынешний год старостою, но как всему обществу небезызвестно, он обращается во всегдашнем пьянстве и по нетрезвому своему состоянию не имеет у себя собственного своего ни дому, ни товаров, никакого торгу, а купеческую коммерцию веду я. Следовательно, по таковым несчастным мужа моего обстоятельствам и возложенной ныне на него должности исправить он вовсе не может. Прошу оного мужа моего по нетрезвому его состоянию от сей должности уволить».