Контракти.ua

Считается, например, что сейчас мы находимся в стадии некоего «дикого капитализма», а именно переживаем эпоху, которая якобы была характерна для Европы и США XIX века. Думаю, что нет более распространенного и более опасного заблуждения.
На самом деле все совсем наоборот. Никакого капитализма здесь нет — ни «дикого», ни «домашнего». Этот вывод легко сделать, если разобраться с историей капитализма и сравнить ее с нашей ситуацией.
Капитализм как экономическая и правовая среда возник тогда, когда удалось избавиться от ограничений гильдий, цехов, а также государственного протекционизма, льгот и привилегий. Процедура эта отнюдь не была неизбежной, в разных странах она проходила по-разному, и кое-где в Европе так толком и не случилась. Капитализм — это общественная система, которая основана на том, что частные лица свободно принимают решения и несут за них максимально возможную ответственность. Понятно, что основой этой системы являются ясные и прозрачные права собственности. Без этого просто речи не может быть ни о свободном принятии решений, ни тем более об ответственности за них, ведь отсутствие прав собственности фактически означает отсутствие субъекта деятельности. Если это обстоятельство не вызывает сомнений, то точно так же не вызовет сомнений и тот факт, что в большинстве стран Европы к моменту «возникновения» капитализма институт собственности не только давно существовал, но и был весьма развит.
Два слова о праве собственности. Права собственности существуют всегда и везде, независимо от того, что думает по этому поводу государство. Например, в тоталитарном Советском Союзе права собственности сосредоточились в основном у бюрократии. Они, разумеется, были крайне запутанными и ограниченными, но они были. Важно, что собственность всегда индивидуализирована. Не бывает «коллективной» (неделимой) собственности или государственной, это всегда собственность лиц, которые непосредственно ею распоряжаются.
Когда мы говорим, что в Европе существовал развитый институт собственности, то как раз имеем в виду тот факт, что владение и распоряжение некими благами было предельно индивидуализировано, открыто и находило свое отражение не только в фактическом состоянии дел, но и в законодательстве и обычном праве.
Если теперь мы посмотрим на условия возникновения нашего «капитализма», то увидим прямо противоположную картину. Этот «капитализм» начинался в условиях отсутствия легальных прав собственности, и, что характерно, он делает все, чтобы это состояние продолжалось как можно дольше.
Уже в середине 1950-х годов советская экономика не была монолитной системой под полным контролем государства, которая описывалась в учебниках. Хрущевские реформы серьезно изменили дело, на сцену вышли бюрократы и их объединения, а процедурой принятия управляющих решений фактически стал торг между ними. Собственность, особенно в форме распоряжения, начала возвращаться в нашу жизнь. Правда, возвращалась она достаточно однобоко. Ответственность за результаты мало пересекалась с экономикой, это была в основном административная ответственность или ответственность «по партийной линии».
Когда советская экономика рухнула, сложившаяся ситуация оказалась как нельзя на руку фактическим владельцам предприятий и ресурсов. Де-факто они уже распоряжались собственностью, но ответственности за это распоряжение больше не было, КПСС и «партбилет на стол положишь!» растворились в воздухе. Приватизация добавила к этим опциям владение, и стало совсем хорошо.
Иногда очень полезно читать старые газеты и журналы. К примеру, мало кто помнит об экономических дискуссиях конца 1980-х. А зря. Там все написано. Именно тогда определился путь нашего развития. К примеру, в то время активно дискутировался тезис «Наши люди не будут работать на хозяина». Что означал этот тезис и откуда он вдруг взялся? Сегодня ясно видно, что за ним стоит. Это утверждение вызвано безответственной практикой социалистических «хозяев». В общественном сознании «полное» право собственности, о котором шла речь, ассоциировалось с еще большей свободой от ответственности для этих людей. «Посмотрите, что они делают, а дай им только волю!» — примерно таков был пафос. В итоге страхи общества замечательно совпали с интересами «хозяев», которые тоже были заинтересованы в том, чтобы все оставалось как есть. Робкие меры, предпринимавшиеся для легализации прав собственности, не находили общественной поддержки. Такое желание «эксплуатируемых» сделать все для блага «эксплуататоров» встречается часто. Например, сегодня «эксплуатируемые» активно борются за права «эксплуататоров», когда поддерживают требования отмены партийных списков или отмены депутатской неприкосновенности.
Вот поэтому у нас сложилась система получастной собственности, в которой реальный собственник максимально удален от ответственности. Это нетрудно заметить, если обратить внимание на факт существования Фонда гос­имущества через 20 лет после начала приватизации. Или, к примеру, обратите внимание на институт реприватизации. Или возьмем удивительную сосредоточенность нашего законодательства на «юридических лицах». Или, наконец, задайте простой вопрос: «Ребята, а где тут у вас фондовый рынок?»
Эта система оказалась удобной и крайне живучей. Она позволяет «обманывать» законы экономики, получая привилегии от государства, она дает возможность существовать системной коррупции и т.д. и т.п. Старых кадров, которые создали эту систему, осталось немного. Но новые кадры играют в нее с таким же энтузиазмом. Основное правило этой системы: «Ты можешь отобрать чужое, но ты можешь и сам стать жертвой». К капитализму это все не имеет никакого отношения. Это больше похоже на банальный рэкет.

Владимир Золоторев, «Контракты»