Прости, Аркаша. Ещё встретимся, поговорим, попьём водки... В лучшем месте. Ведь они доберутся до всех нас
Юрий Касьянов: Прости, Аркаша. Мы так и не встретились. Не попили водки. Не поговорили ни о чём... Когда Аркадий Бабченко переехал в Украину, он мне написал, позвал на вечеринку, которую устраивал с Айдером Муждабаевым, а я то ли сослался на занятость, то ли на усталость, то ли сказал правду, что ненавижу вечеринки, и не пошёл. Потом он писал и звонил мне раз в две-три недели, и звал куда-то посидеть, поговорить, попить водки, а у меня всегда находились какие-то важные дела, постройка дома, бизнес, дети... Мы так и не встретились.
А познакомились то ли пятнадцатого, то ли шестнадцатого мая 2014 года в Харьковском аэропорту. Тогда ещё летали самолёты из Москвы, и меня друзья-волонтёры попросили встретить Бабченко, и отвезти его на войну. Признаюсь честно, я тогда о нём почти ничего не знал. На Майдане мы не пересекались. Фейсбук его я не читал. Военные дневники тоже. Я поехал в Харьков из Изюма, загрузил машину под завязку - спальники, палатки, лопаты, бензиновый генератор, и встретил в аэропорту Аркашу. Он прилетел с одной сумкой и нательным бронежилетом в целлофановом пакете с напечатанным на нём медведем и российским флагом. "Это чтобы наши пограничники не до@бывались", - сказал Аркадий, и мы покатили в Изюм.
Поселил я его в одном номере со мной в изюмской гостинице "Семь ветров". Мне было плевать, кто такой Бабченко, меня больше всего занимали волонтёрские дела; к нему у меня был чисто меркантильный интерес - после Майдана и начальной стадии войны я сильно поистратился, и платить самому за двухместный номер было накладно. Наутро Аркаша первым делом спросил у меня каску и "нормальный" бронежилет во временное пользование. Высокомерно усмехнувшись, я ему одолжил - из волонтёрских, тех, которые мы никак не могли доставить на пятый блок-пост. Через короткое время моё высокомерие смыло кровью первых серьёзных потерь, и я стал учиться у Бабченко, как выжить на войне.
Аркадий везде катался со мной. Мой Kyron имел неформальный пропуск на все позиции, и журналисты, приезжавшие в зону, стремились попасть в мою машину, чтобы доехать до передовой. У Аркаши был эксклюзив - мы быстро спелись, отчасти даже спились, и в итоге почти все фотографии Бабченко на нашей войне сделал я... Помню, как мы только выехали из Изюма, и в двух километрах от блок-поста в кабину военного грузовика шмальнули ВОГом из ехавшей на обгон "пятёрки". Всё произошло буквально на наших глазах. Водитель погиб, старший машины ранен, охранение конвоя растерялось, испугалось, озверело, и, угрожая расстрелом на месте, стало останавливать все автомобили подряд. Тогда Аркаша вылез из машины с высоко поднятыми руками, пряча в ладони фотоаппарат, поставленный на запись, и стал идти к военным, крича издалека, что он журналист, не террорист. Он работал очень профессионально - почти никогда не прокалывался, счастливо избегал обстрелов и подвалов. Почти никогда...
На Карачуне было интересно. Ключевая окружённая позиция, которую обстреливали "Нонами", и которая жила по всем правилам осаждённого гарнизона - минимум воды, минимум еды, минимум расхода боеприпасов. Мы успели начать работу по бурению, облазить все закоулки, пофоткаться, как вдруг случилась нелепая штука - десантура обвинила журналистов в шпионаже. Время было тёмное, начальное, страшное... Когда меня под охраной автоматчиков привели в штаб, Бабченко и Шевченко были жестоко избиты. "Твои люди?" - спросил командир, показывая на сидящих на полу мужчин в одних трусах с мешками на голове. "Журналисты", - ответил я. "Шпионы", - резюмировал он.
"Мы тебя расстреляем", - приговаривал покойный Эндрю. Он почему-то тоже решил, что я - российский шпион. В осаждённой крепости так бывает. Звонки в Киев, высокому начальству, не помогали. Киев советовал держаться, предлагал наладить контакты с военными, и призывал к спокойствию. И мне уже почти удалось договориться, когда Бабченко повели на расстрел. Погода была мрачная - не по-майски, холодно, сильный ветер, косой дождь... Аркаше завязали глаза и поставили на колени. Он плакал, стучал зубами от холода и от ужаса происходящего, и просил его не убивать. Я стоял рядом, и невозмутимо курил сигарету. Я знал, что это - проверка. Что если я заступлюсь - меня тоже свяжут, изобьют, и я уже ничем не смогу помочь...
Раздалась автоматная очередь. Аркаша упал лицом вниз, в жидкую дождливую грязь. После чего его, воющего от отчаянного страха, волоком перетащили в расположение Ивано-Франковского "Беркута", и засунули в канализационный колодец, кишмя кишевший крысами. Надо отдать должное беркутам - они наотрез отказались принимать такого заключённого в столь безвыходном положении - Аркаше развязали руки, принесли тёплую одежду, и мне уже почти удалось договориться с командиром, что ребят отпустят... Но инициатива на местах - та, которая наказуемая, - закончилась тем, что Бабченко и Шевченко вывезли за пределы Карачуна, и бросили в серой зоне... Там бы они и пропали, если бы не Илья Джонович Лысенко и Армен Никогосян, которые не побоялись по моей просьбе приехать ночью на своей "скорой" из Изюма под Карачун, и не забрали бы ребят в безопасное место...
Потом я ещё несколько дней завидовал им, синим от синяков. Пока на Карачуне не появилась вода - спасибо харьковским бурильщикам. Только тогда меня оправдали и отпустили...
С Аркашей мы встречались несколько раз в Киеве, когда он приезжал. Я его звал с собой на фронт. Но мудрый Аркадий отвечал - "Хватит! В одну и ту же воронку, бывает, и снаряд падает". А когда он приехал навсегда - мы так и не встретились. Так бывает. Кажется, что есть ещё уйма времени на встречи, разговоры, пьянки... Прости, Аркаша. Ещё встретимся, поговорим, попьём водки... В лучшем месте. Ведь они доберутся до всех нас.
Автор: Юрий Касьянов, волонтер, блогер, предприниматель
