Контракти.ua

 Признаки скорого банкротства финансового учреждения вылезли наружу, когда цена его закладных листов начала стремительно падать. А как хорошо все начиналось!

Инициаторами создания Цесарско-королевского привилегированного галицкого кредитного крестьянского учреждения в конце 60-х годов XIX века были братья Зигмунт и Николай Ромашканы из армянской семьи, известной в деловых и светских кругах. К тому времени в Галичине насчитывалось два десятка банков, работавших с крупными клиентами, но здесь не хватало финучреждений, которые кредитовали бы малые и средние сельские хозяйства. Именно эту нишу и решили занять братья-бароны Ромашканы. Они обещали доступные и выгодные для крестьян ссуды под залог земли и имений.

Дом наместничества — высшей административной власти, резиденция наместника или губернатора края

Но у этой благородной идеи были как сторонники, так и противники. Первые восхищались благородством Ромашканов, вторые, хорошо знакомые с богемным образом жизни братьев-олигархов, не верили в успешность замысла, который требовал основательных расчетов и системного воплощения. Впрочем, имена влиятельных галичан, которых Ромашканы пригласили участвовать в проекте, должны были убедить общественность в серьезности идеи. Так, основателями банка, кроме братьев, стали митрополит Спиридон Литвинович, президент акционерного общества Львовско-Черновицкой железной дороги князь Кароль Яблоновский, заместитель краевого маршалка (спикера) и советник Императорского высшего краевого суда Юлиан Лавровский, доктор Збышевский, юрист Ян Фрид. И после соблюдения всех бюрократических формальностей в январе 1869 года Цесарско-королевское привилегированное галицкое кредитное крестьянское учреждение начало свою работу.

Круговая порука

Как только в частном доме Ромашканов на улице Ягеллонской во Львове открылись двери банка, в разрекламированное финучреждение потянулись многочисленные окрыленные заемщики из глубинки. Но банкиры не спешили предоставлять им кредиты. Чтобы взять заем в новом учреждении, крестьянин, имевший хозяйство в Королевстве Галичины и Лодомерии (автономный край Австро-Венгрии), должен был стать акционером Банка Селянского. Это означало, что за членство в финучреждении надо было внести 10 рынских злотых (эквивалент среднемесячной зарплаты промышленного рабочего). Учитывая величину суммы, администрация банка предоставляла желающим рассрочку: первый взнос должен был составлять 2 рынских, а каждый последующий — не менее 1 рынского. Уплата 3 рынских уже позволяла подавать бумаги на получение кредита.

Один рынский

Такой принцип причастности каждого к коллективному делу в действительности оказывался кабальным. Во-первых, он привязывал заемщика к банку, а во-вторых, обязывал его отвечать за ликвидность учреждения собственным имуществом, поскольку должник ручался своим имением за все обязательства банка — вплоть до 5-кратного возмещения. Это означало следующее: одолжив у банка 100 рынских, крестьянин, в случае краха учреждения, лишался 500 рынских. И даже те, кто уплатил кредит и рассчитался с банком, еще
три года своим имуществом отвечали за финучреждение.

Чтобы увеличить количество заемщиков, банк ввел правило круговой поруки: займы давал лишь в тех местностях, где как минимум 30 хозяев земли были клиентами Селянского. Они создавали так называемое задаточное общество, каждый член которого ручался за заемщиков своего уезда. Как ни странно, эти жесткие условия не остановили клиентов. И до момента краха у банка успели взять кредиты 47 тыс. сельских и малых городских хозяйств. Но только 10 тысяч из них рассчитались.

Простота хуже воровства

Когда вокруг банка, предоставлявшего займы хозяйственникам в 72 уездах Галичины и 8 — Буковины, возник скандал, сторонние эксперты взялись придирчиво изучать его деятельность. Вывод был однозначным: Селянский стал жертвой собственных нарушений и злоупотреблений. Чтобы не отпугивать крестьян, настроенных брать займы, банк максимально упрощал процедуру кредитования. Например, он брал в залог землю, которая не была занесена в грунтовые (кадастровые) книги. Если же кредитор не мог рассчитаться и его имущество приходилось выставлять на продажу, желающих приобрести такие проблемные участки почти не было. Поэтому в Селянском не придумали ничего лучшего, чем самим выкупать имущество, бывшее в залоге, а это замораживало средства. Пользуясь лояльностью банка, отдельные должники, которым удалось получить заем, не спешили отдавать проценты по кредитам. Таким образом, когда финучреждение оказалось на грани банкротства, общая сумма его займов достигла 6,5 млн рынских! Получалось, что каждый из кредиторов задолжал Селянскому в среднем около 1900 рынских. Эта сумма втрое превышала стоимость стандартного крестьянского имения вместе с полем и домом. И, если бы даже удалось продать все эти хозяйства, банк не смог бы вернуть себе выданные кредитные средства. Тем более что к тому времени еще 1,5 млн рынских составляли просроченные проценты по кредитам.

Дом финансовой инспекции Галичины

Сложность положения усугублялась тем, что нетронутый резервный фонд Селянского, который должен был стать спасательным кругом в условиях кризиса, оказался фиктивным. На самом же деле администрация банка использовала его средства для биржевых спекуляций. Причем прибыль от этих сделок поступала не в фонд, а в карманы директоров учреждения, тогда как потери отражались на счетах Селянского.

Искусственный курс

Селянский до последнего пытался создавать видимость благополучного банка: выплачивал дивиденды наиболее уважаемым клиентам и поддерживал искусственно высокий курс собственных ценных бумаг. На венской бирже еще в начале января 1884 года котировки 6% бумаг Селянского держались на уровне 100–101 рынский за единицу. Но в первой половине января, когда по королевству поползли слухи о крахе учреждения, стоимость акций обвалилась до 63 рынских. Затем, благодаря оптимистичному известию о возможной правительственной помощи банку, курс вырос до 83 рынских, а потом снова безнадежно упал до 41 рынского.

Такой обвал стал следствием не только негативных ожиданий. Бумаги, фигурировавшие в правительственном курсовом листке венской биржи как залоговые, оказались недействительными. Более того, у биржевиков возникли подозрения, что часть кредитов брали лица, которые на самом деле не имели формально закладывавшегося хозяйства. Профанацией были и долговые бумаги. Управленческий совет банка, нарушая устав, выдал их на 600 тыс. рынских, тогда как безопасность фин-учреждения позволяла проводить такие операции не более чем на 100 тыс. рынских. То есть почетные клиенты банка покупали за реальные деньги ничем не обеспеченные бумаги, напрасно полагаясь на авторитетный статус учреждения — Цесарско-королевского привилегированного галицкого крестьянского кредитного учреждения.

Служебная халатность

Вскоре дошло до того, что руководство Селянского само бросилось за займами в соседние банки. Но кредиты, которые удалось получить, уже не могли залатать огромную прореху в казне Селянского, разраставшуюся в течение 15 лет. Неприятные слухи о положении кредитного учреждения стали доходить до власти Королевства Галичины и Лодомерии. Обеспокоенное правительство всячески пыталось погасить скандал. Ведь именно на правительстве, согласно законодательству, лежала ответственность за безопасность деятельности банков. Клиенты, покупая бумаги Селянского, полагались на властные гарантии, обеспечиваемые цесарским орлом на гербе финансового учреждения. Тем более что правительство, имея доступ ко всем банковским книгам Селянского, должно было бы озаботиться его делами. Кризис банка бросал тень и на правительственного комиссара Карасинского, назначенного контролировать деятельность учреждения. У него были широкие полномочия, и если бы он ими воспользовался, крах Селянского можно было бы предотвратить. Правительственный уполномоченный должен был контролировать администрацию банка и его операции. В обязанности комиссара входило также участие в генеральном собрании и заседаниях управленческого совета. Он имел право сдерживать противозаконные постановления, контролировать выдачу долговых писем, но не делал этого.

Улица Ягеллонская, на которой располагался Банк Селянский

Однако властей заставило озаботиться судьбой банка и то, что среди основателей учреждения, которое начало прогорать, были близкие к руководству края люди. И, когда Селянский пошатнулся, маршалок Галицкого сейма доктор Николай Зыбликевич немедленно отправился за помощью в столицу Австро-Венгрии — Вену: он надеялся на денежные вливания от правительства, которые спасут банк от падения. Но руководитель местного парламента вернулся с пустыми руками. Венское правительство готово было помочь деньгами лишь при условии их надежного обеспечения.

Общественный комитет

Когда стало понятно, что банк невозможно вернуть к жизни, специально созданный общественный комитет во главе с известным предпринимателем и политиком Адамом Сапегой (сыном Леона Сапеги, основателя галицких железных дорог) предложил выгодный проект ликвидации банка. Кулуарная форма спасения учреждения в большей мере удовлетворяла тех, кто хотел приглушить огласку вокруг банкротства. Чтобы общественность не узнала, сколько денег дирекция банка проиграла на бирже, кто был липовым заемщиком и т. д. Поскольку в таком случае за халатность должен был отвечать, например, лично правительственный комиссар господин Карасинский.

Адам Сапега

Когда план ликвидации, над которым общественный комитет работал шесть недель, был готов, Адам Сапега вынес его на суд генерального собрания банка. Одним из главных тезисов документа было получение займа в 1 млн рынских на покрытие долгов перед Краевым банком, который по просьбе директоров Селянского делал денежные вливания, пытаясь спасти банкротившееся учреждение. Правительство пообещало предоставить эту сумму.

Чтобы поощрить крестьян возвращать деньги, общественный комитет предложил должникам «процентные каникулы». Их суть заключалась в уменьшении наполовину всех просроченных до 1 января 1884 года процентов. Тот, кто затягивал с выплатами по кредиту, такой льготы лишался. Это, по мнению комитетчиков, должно было побудить кредиторов возвращать долги как можно скорее. Но объективные обстоятельства складывались так, что заемщикам из-за неурожая 1883-го было сложно платить даже уменьшенные проценты по кредитам.

Дорогие ликвидаторы

Генеральное собрание Банка Селянского утвердило план Сапеги и назначило шесть членов ликвидационной комиссии. Председателем избрали авторитарного директора Галицкого кредитного банка, юриста Здзислава Мархвицкого. Это был известный в Галичине человек, которого за полтора десятилетия до этого, как раз в год создания финучреждения, пригласили из Варшавы во Львов возглавить новообразованный Краевой банк. Правда, через 15 лет, по странному стечению обстоятельств, Галицкий кредитный банк, в который со временем перешел руководить Мархвицкий, лопнул с не меньшим скандалом, нежели Селянский...

Здзислав Мархвицкий

Ликвидаторы не ограничивали себя в вознаграждении. За свою работу они назначили щедрое жалованье в 2500–3000 рынских. Единственное, от чего демонстративно отказался Здзислав Мархвицкий, — от традиционных премиальных комиссионных — 1% от взысканных с должников наличных.

К сожалению, ликвидаторы банка оказались не более добросовестными, чем его основатели. Они из личных соображений-предпочтений определяли, кто должен получить возмещение в первую очередь, а кому и в каких объемах деньги вернут позднее. В результате 30 тыс. крестьянских хозяйств Галичины и Буковины, которые были кредиторами Селянского, стали банкротами и были проданы с молотка. Чтобы не провоцировать волну социальной напряженности, новые хозяева оставили экс-собственников на их прежней земле и в родных домах. Но отныне горе-заемщики должны были бесплатно работать на лиц, перекупивших их обязательства.

Между прочим

Смертельные проценты

«На тім його малім господарстві тяжів уже віддавна в рустикальнім (от латин. rusticus — сельский. — Прим. авт.) банку довг його родичів. Якісь товариші його, прості, темні мужики порадили переписати поле на своє ім’я, реченець (срок. — Прим. авт.) плати продовжити і таким способом «урятувати» майно, на которе чигав і ждав уже здавна один маючий жид з того самого села.

Вислухавши їх поради, сповнив совісно їх прикази! Просив в банку, щоб йому ще кілька років «банк ждав», що бог банкові за се заплатить, а йому допоможе виплатити і довг і проценти. «Тії проценти, — жалівся він, — множилися, немов гріхи, і висисали з нього послідню краплю крові». Останній реченець минув, а він не виплатив нічого».

Ольга Кобылянская,
«Банк рустикальний»