Контракти.ua

Виктор Владимирович, что стоит за такой долгой привязанностью России к Путину? Никак они не расстанутся.

Виктор Ерофеев: Мы живем в сказочной стране, где главные законы – это законы волшебной сказки. А это значит, что момент чуда, момент мистических вторжений гораздо более важен, чем момент, связывающий нас с реальностью. В ней люди делятся не на правых и левых, а, скорее, на тех, кто служит добру или злу, на своих и чужих, на верхних и нижних.

Этот мифический мир не имеет никакого отношения к той реальности, о которой знают в Европе. И сказка творит чудеса, а с другой стороны, она абсолютно все мистифицирует. Тут никакой доли иронии. То, что Россия – сказка, описано в моей книжке «Энциклопедия русской души», которая переведена и на украинский язык. Это серьезная попытка разобраться в том, что такое Россия.

В системе сказки Путин и Медведев – это два богатыря русских, которые призваны служить России мистическим образом и исполнять задания, которые мало известны им самим. Потому что герой сказки движим силами, а не является личностью. Он созревает при помощи страстей, которые заложены вне его. И говорить, какую роль эти персонажи играют, можно говорить только в конце истории, когда сказка закончится и ее можно будет проанализировать.

Но конца российской истории пока не предполагается. Такая длинная-длинная бесконечная история.

Виктор Ерофеев:  Сказка и история – не одно и то же. Сказка может и прерваться. Потому что существует все-таки не только Россия в мире. А в мире плохо представляют, что Россия – сказка. Они вынимают из нее какую-то реальность, и ничего не получается. Происходит сбой ценностей, сбой понимания.

В какой-то момент Россия может расколдоваться, превратиться в реальность только потому, что станет вопрос выживания не сказочного, а реального, вопрос жизни и смерти.

Путин - абсолютно сказочный витязь, он приспособился к сказке, и сказка приспособилась к нему. В этой сказке есть договор между силами, которые охраняют сказку и силами, которые живут в этом сказочном мире. И в этом сказочном мире Путин открыл двери одному очень неожиданному явлению русской жизни – свободе. Все скажут: как свободе?! Он открыл в России свободу частной жизни. Путин сказал: будьте лояльными и потом дома делайте что хотите, хоть на голове ходите.

А кто вы в этой сказке?

Виктор Ерофеев: Я живу в сказочном пространстве, но принадлежу сказке очень условно, я ее анализирую. Я живу, как исследователь Арктики. У меня где-то в теплых широтах есть прекрасная квартира, семья, дети, а я сижу и ковыряюсь во льду. Россия ведь отвечает не только за себя, она отвечает вообще за человеческую природу. А тема человеческой природы притягивает писателя, как медведя мед.

У меня было парижское детство и это дало мне возможность посмотреть на эту сказку и чужими, и своими глазами. И от этого анализа всегда возникали большие хлопоты. Поэтому я этих витязей отлично понимаю: не надо анализировать сказку. А надо пользоваться нею, как и делает Путин – умело манипулирует. В сказке есть и меч, и щит. Конь…

…Желтая «лада-калина». Либо подводная лодка. Либо истребитель – разные кони. Драконы.

Виктор Ерофеев:  Вот видите, вы сразу и заработали в системе сказки. На левобережной части Украины тоже ходят всякие волки, сказочные медведи. Но ваша страна наполовину сказочная, наполовину нет. Вот как ей управлять?

То есть, вы считаете, что западная Украина более трезвая? Там свои сказки, такие свои черти, что мама дорогая!

Виктор Ерофеев: Черти чертями, важно, что управляет политической жизнью – сказочные явления или желание имитировать некоторые общеевропейские привычки. Второе все-таки больше свойственно западной Украине. А что там внутри?..

Сказки есть у всех народов. Но мы гордимся российской сказкой именно потому, что она гораздо более всеобъемлюща, чем любая другая. Не будь сказки, на чем держится Россия в реальности? На самоедстве. Она поедает сама свои собственные ресурсы. Самоедство приводит к истощению. Но вот идет время. Сначала она поедала людей в ГУЛаге. Потом появилась нефть – правь дальше. Кто-то же благоволит к России, давая ей все новые ресурсы? Выходит, кроме законов экономического развития, есть еще сказочные закономерности. Эту сказку можно назвать как угодно, но нельзя назвать ее неинтересной.

Вы себя выносите за скобки российской сказки, но ведь вы достаточно включены во все эти процессы, являетесь публичным, востребованным человеком. Вас регулярно приглашают на российские телевидение и радио. Вы им нужны. Для чего?

Виктор Ерофеев:  Талант, способность воспринимать слово – это тоже сказочная способность. Поэтому я – маленькая сказка внутри большой сказки, как матрешка в матрешке, аквариум в подводной лодке. И большая сказка испытывает уважение к маленькой. Потому что сказка, как правило, живет словом. «Русское слово чудесно, русское чудо – словесно», - сказано у меня в «Энциклопедии русской души».

Я на самом деле не участник этого действа, я наблюдатель, и этого наблюдателя участники сказки приглашают в качестве информатора о том, что все-таки с ними происходит. Поскольку я сам из литературной сказки, происходит своего рода обмен сказочными идеями. Это не означает, что это не опасно. И «Энциклопедия русской души» вызвала тоже совершенно сказочную реакцию: 19 профессоров садятся, достают золотые перья и пишут письмо членам Московской думы, чтобы меня в тюрьму посадили. И эти профессора отлично знают, что я выпускник этого факультета – филфака МГУ. Ну разве может быть что-либо сказочнее! Ты учишься пять лет в университете и даже не предполагаешь, что твоя альма-матер не только тебя осудит, но и призовет судить тебя уголовным судом. Ну в какой же это еще стране может такое быть?

Я наблюдатель, но я не безучастный наблюдатель. Поскольку я принадлежу России, я хочу, чтобы в России, в этой сказке, росли золотые яблоки, а не гнилые бананы. Другое дело, что я не могу ничего сделать такого, чтобы эти яблоки тут же выросли. Я могу только рассказать, почему их мало. Я представляю сбой угрозу этой сказке именно как аналитик ее. Но будучи словесным «кудесником» – поставим в кавычки это слово – я тоже вызываю некое ее удивление, и меня действительно приглашают, и мое положение во многом уникальное. Меня кто-то терпит. А кто-то и любит. Ведь можно же по-разному относиться к человеку, который забрел в сказку, будучи сам из сказки.

Да и есть такие углы сказки, закоулочки, которые мне самому нравятся. Например, люди в России грезят наяву, я вижу это и на Украине. Интересно жить в стране, которая демонстрирует такое активное воображение. Правда, мы не столько интересно живем, сколько интересно рассказываем. А ведь умение интересно рассказать – это умение переключить свое воображение со вздоха на выдох, не в себя вбирать, а обратно выдать.

Но не думайте, что мое положение такое сказочно блестящее. Я вообще считаю, что писатель всегда должен находиться в зоне риска. А реального риска там для меня достаточно.

Каково вам здесь выступать в роли, которую здесь, в Украине, очень не любят – в роли старшего брата? Приезжаете, премии вручаете русскоязычным писателям от имени русской литературы. Практически миссионер «русского мира», вроде патриарха Кирилла.

Виктор Ерофеев: Мне не привыкать, когда меня не любят, это меня хорошо оттренированная роль. А вообще я приезжаю сюда к моим друзьям. Среди писателей это и Василь Шкляр, и Юрий Андрухович – с их стороны я не вижу какого-то враждебного отношения.

Что касается стереотипов, это мы возвращаемся к сказке: кто тут младший брат, кто старший, кто Иванушка-дурачок, а кто нет. Все понятно, что мы на этих территориях все иванушки-дурачки, все вышли из этого. Украина – двуязычная стран. Поддерживать русскоязычную литературу – это протягивать руку помощи тем, кто хочет себя выразить на этом языке. Русский язык на Украине – это украинский язык. Это надо запомнить всем, иначе совершенно без злого умысла, борясь за единство Украины, можно нанести большой удар по человеческим душам.

Ну если у вас среди друзей Шкляр и Андрухович – в старшие братья вас трудно записать. Эти писатели в общественной жизни олицетворяют активно проукраинское направление.

Виктор Ерофеев: Я совершенно не против украинского национализма, когда это поиски национального характера, ментальности. Я против дури национализма, которая очень близко подходит к фашизму, национальной исключительности. На каком-то этапе без национализма, наверное, не обойтись. Это одна из первейших форм самосознания. Она такая вульгарная, примитивная, грубо-чесночная, вонючая. Но, тем не менее, норма.

Затем нормой становятся другие формы, такие как толерантность, космополитизм – в хорошем смысле слова. Когда много форм человеческих проявлений, характеров – это не ошибка природы, это ее щедрость.

Мне кажется, Украина – жизнеспособная страна, но она себя еще только ищет. И оттого, что она себя ищет, она порой впадает в очень грубые ошибки. Мы действительно из одной сказки, и освобождение из этой сказки болезненно, это переход из одного измерения в другое – из сказочного в реальность. Как люди мы несовершенны. Мы можем вылезти одной ногой из национализма в бескрайние просторы политической корректности и там запутаться. В Европе особенно ощущается этот некий террор безопасности. Нас когда-то терроризировал КГБ, а там будто орудует Комитет европейской безопасности. Но оберегая себя, Европа в конце концов оберегает себя от жизни. Ницше говорил, что такой обезопашенный человек теряет свои естественные роли – и гендерные, и прочие природные повадки.

Вот проблема: одни из сказки никак не вылезут, а другие ушли от сказки, но уже уходят от человеческой природы. Мы за последние сто лет очень сильно изменили человеческую природу. Еще в начале 20 века девушки гордились тем, что их молодые люди разрубали пополам врага саблей, а сейчас скажи на свидании девушке: я сегодня утром порубил кого-то… И что делать с этим изменившимся человеком, мы пока не знаем. В реальности, лишенной рисков, человек остается без мускулов, которые, видимо, ему необходимы. Насколько человек должен быть агрессивен? Насколько он должен быть охотником? А если он перестает быть охотником, что ему остается? Эти все вопросы надо задавать и решать.

Те, кто выходит в космос политической корректности, относятся к сказке российской или украинской с большим презрением. Но жизнь как острота переживаний интересней все-таки здесь.

Фото Антона Герасимова