Контракти.ua

26 декабря — год со дня ареста министра внутренних дел Юрия Луценко. Он и Тимошенко провели свои дни рождения в СИЗО. Вопреки ожиданиям коллег, оба оппозиционера не слышали поздравлений и слов поддержки, звучавших под стенами Лукьяновского СИЗО на День свободы — седьмую годовщину «оранжевой революции». Не слышали, но ощущали, уточняет Юрий Витальевич.

Как сейчас себя чувствуете?

Юрий Луценко: Я не привык публично жаловаться на здоровье. Да и не хотел бы ни огорчать друзей, ни увеличивать удовлетворение врагов.

Часто ли вас осматривают врачи СИЗО? Профессионально ли доктора подходят к своим обязанностям?

Юрий Луценко: Осмотр врача — почти ежедневная процедура. Претензий к медчасти СИЗО у меня нет, но единственное, что они могут сделать, — это измерить давление и спросить о самочувствии. В любом случае я признателен им за внимание и сочувствие.

Расскажите, изменилось ли что-то в распорядке СИЗО после того, как туда попали известные политики — Тимошенко, Луценко, Иващенко?

Юрий Луценко: По моим наблюдениям — нет. Перистальтика тюрьмы, в которой постоянно находится около 4 тыс. людей, — это процесс, который не может изменить субъективный фактор. Конвой привозит и вывозит ежедневно сотни людей, лают овчарки межтюремного этапа, люди болеют, умирают и даже женятся. В СИЗО около 100 человек со СПИДом, еще больше — с открытым туберкулезом. Есть камера для психически больных, есть — для детей, в том числе грудных, которых надзиратели поочередно прогуливают на свежем воздухе.

Как долго люди пребывают в Лукьяновском СИЗО?

Юрий Луценко: Зависит от обстоятельств. Есть рекорд в 9,5 лет. Но основная масса — два года. Наибольшая проблема — неспособность судов регулярно проводить рассмотрение дел с таким количеством узников. На суд вывозят раз в месяц, иногда — раз в три месяца. Один знакомый экс-милиционер сидит два года, а суды заслушали только двух свидетелей. Вообще это заняло около 20 часов рассмотрения. Почему нельзя провести судебное следствие за неделю, а потом заняться другим делом? Наверное, есть разные причины. Но главная — сталинщина, которая никем не упразднена, люди — пыль и не имеют никаких прав. В результате лишь 0,2% арестованных признаются невиновными!

Относятся ли к вам иначе по сравнению с рядовыми заключенными?

Юрий Луценко: Все узники официально делятся на гражданских и экс-служащих силовых структур. Удерживают их в разных камерах. Условия в камере зависят от разных факторов — год строительства корпуса («Катенька» — 1860 года, «Столыпинка» — 1910-го, «Кучмовка» — уже времен независимости), размер помещения (на 40, 30, 20, 12, 6 и 3 человека). Есть разница и в режиме содержания. Я сижу в так называемом спецпосте особого режима в камере на 9 кв. м на трех человек. На окне — три комбинации решеток, дверь — под шестью замками. В коридоре — охранник. Ежедневно — часовая прогулка в бетонном дворике такого же девятиметрового размера. Семь шагов от стены до стены, турник, сверху — сетка и колючая проволока. Отношение персонала СИЗО и конвоя — вежливое. Насколько я вижу, это касается и всех остальных арестантов.

Что передают вам родные в передачах?

Юрий Луценко: Свежую прессу, книги, продукты.

Что вообще можно приносить, а что нет?

Юрий Луценко: Запрещенных вещей много — от любых железных или стеклянных изделий до часов и препаратов от тараканов. Под запретом и домашняя пища. Поэтому типичный продуктовый набор — йогурт, хлеб, овощи, сыр, гречка, рис, рыба, колбаса. На сигареты есть ограничения, но я не в курсе, поскольку не курю.

Питаетесь ли вы в столовой СИЗО? Что подают на 7 грн в день?

Юрий Луценко: Это вы американских фильмов, наверное, насмотрелись. В наших СИЗО нет столовых. Так называемые баландеры из числа уже осужденных разносят пищу и предлагают желающим завтрак, обед и ужин. Это — малоаппетитное варево в больших бидонах. Есть можно, но здоровья это не прибавляет.

Недавно Арсений Яценюк побывал на экскурсии в СИЗО и вынес оттуда буханку. Как вы оцениваете качество лукьяновского хлеба?

Юрий Луценко: Местный хлеб мы едим, если заканчивается переданный родными. Если его есть теплым — вкусно, но через полдня иллюзия исчезает. Насколько я понял, он по понятной причине лишен дрожжей, и постоянное его употребление — довольно рискованное дело для желудка.

Работаете ли вы в СИЗО?

Юрий Луценко: В СИЗО никто из арестованных не работает. Это запрещено законом. На подсобных работах используются уже осужденные, которые не едут в лагерь.

Пересекаетесь ли вы (или, возможно, пересекались) с Тимошенко на прогулках? В каких условиях ее содержат? Как она выглядит?

Юрий Луценко: С Тимошенко встречался дважды, когда нас возили в Печерский суд в одном автозаке. Но из-за того, что я беседовал с ней в так называемых боксах — клетках, в которых держат часами до начала суда, — нас развели по разным помещениям суда. Поэтому общаюсь посредством переписки. Из своих источников знаю, что она морально непоколебима. О проблемах со здоровьем знает вся страна. В этом контексте могу лишь порекомендовать ни на йоту не верить заявлениям власти о моральном состоянии. Обо мне эти моральные инвалиды тоже врали, что во время голодовки я вроде бы ел борщ и колбасу.

Вы поздравили Юлию Тимошенко с днем рождения?

Юрий Луценко: Да, я передал ей книгу Виталия Вульфа и Серафимы Чеботарь «Женщины, изменившие мир» и письмо. Сейчас такие времена, когда лучший способ борьбы — крепко стоять за своих. Тем более что мы оба — Стрельцы! В обоих смыслах этого слова.

Празднуются ли в СИЗО дни рождения? Как?

Юрий Луценко: Праздничные даты здесь только повод для воспоминаний. Именно из воспоминаний и книг я выстроил себе бронежилет от окружающего абсурда. Это дает возможность оставаться самим собой и работать на перспективу.

Когда будет приговор по вашему делу? Каким он будет, что говорят ваши источники?

Юрий Луценко: Никаких контактов с властью ни у меня, ни у моих «источников» нет. Я точно знаю и доказываю это в судебном процессе, что не совершал тех маразматических преступлений, которые мне инкриминируют. Показания всех свидетелей, которых уже почти 50, это подтверждают. Надеюсь, общественный приговор будет в мою пользу. А что напишет власть — зависит от степени ее ослепленности местью и страхом.

В День свободы под стенами СИЗО был митинг. Вы слышали обращения ваших коллег? Что чувствовал полевой командир Майдана, находясь через семь лет после тех событий в СИЗО?

Юрий Луценко: К сожалению, я не слышал выступлений, но поддержку друзей и единомышленников ощущал и без конкретных слов. Тот день, конечно, был днем воспоминаний о Майдане, о лучших днях моей жизни. В отличие от многих «вождей», я всегда праздновал Майдан, гордился участием в «оранжевой революции» даже в годы наибольшего общественного пессимизма. Я искренне считаю звание полевого командира Майдана высшей должностью в своей политической деятельности. Трудно описать то, что я чувствовал в этом году. Это и радость причастности к событию, которое определило будущее Украины, и вину за общие, личные и чужие ошибки, и переосмысление опыта, и — главное — веру в необратимость избранного тогда пути. То, что я должен был праздновать Майдан в тюрьме,  разумеется, досадно. Но у всего есть своя цена. И у позиции, убеждений — особенно. Если статусом «политзаключенного номер два» меня оценивает нынешний режим, против которого выступает 80% населения, — это свидетельство, что я недаром прожил годы после Майдана.