Когда митинговать под стены Кабмина вышла пассивная интеллигенция — учителя средних школ, я понял, что протестные настроения действительно растут. Но когда автомобилисты, протестуя против подорожания бензина, на этом самом дорогом бензине проехали «от Луганска и до Львова», стало ясно: критическая точка перерождения протестных настроений в неконтролируемые действия реально близка.
И все это на фоне практически двойного падения рейтинга провластной Партии регионов (это никак не отразилось на рейтинге главного оппозиционера власти — Юлии Тимошенко). Новая власть все же отвечает за свои слова. Сказала, что объединит страну, и объединила. Но против себя.
Революции, бунты и перевороты
Лично я революциями считаю такие события, которые приводят к изменениям в общественном договоре. Это необязательно происходит в результате каких-то массовых акций, это может быть некий процесс, который уже позже замечается и квалифицируется как революция. Как правило, революции случаются «на подъеме», то есть когда общество достаточно сыто, как, например, во времена «молодежной революции» 1968–1969 гг. или нашего Майдана. Но бывают и исключения вроде социалистических революций в Италии 1922-го (Муссолини) и Германии 1933-го (Гитлер).
Бунты — это привилегия бедности. Это реакция широких народных масс на условия жизни, как правило, не очень приятные. Бунты бессодержательны и не несут изменений.
Перевороты — это занятие элиты, устранение одних группировок и замена их другими. Перевороты могут сопровождаться гражданскими войнами, если в эту затею удается втянуть мирное население.
Разумеется, в реальной жизни эти явления довольно часто смешиваются.
Нарушители конвенции
Общественный договор, который может изменить революция, представляет собой довольно хитрое явление, и его невозможно точно сформулировать. Это нормы обычного права, а обычное право имеет свойство проявляться тогда, когда его нарушают. Важно, что общественный договор существует не между государством и гражданами, как многие считают, а между гражданами по поводу государства. Точнее сказать, общественный договор регулирует то, как одни люди должны вести себя с другими людьми, которые отличаются от первых табличкой «государство» на груди.
Украинский общественный договор основан на опыте эксплуатации чужого государства, это имперский договор. Государство в такой системе предназначено для того, чтобы отбирать блага и ресурсы в пользу империи. Поэтому у нас, жителей этой территории, есть две задачи: а) защититься от грабежа, б) использовать этот процесс с пользой для себя. Обе задачи решаются за счет максимально возможной персонификации отношений с государственными людьми, что в просторечии именуется коррупцией.
После получения независимости мы благополучно восстановили империю, поскольку эта независимость не была результатом изменения общественного договора. «Оккупационная власть» (определение, примененное еще к Леониду Кучме) — верная характеристика того, что возникло у нас в ходе реализации старого договора в новых обстоятельствах. Украинцы теперь находятся в режиме самооккупации. Однако случилась одна маленькая закавыка. Имперский договор говорит только о том, как происходит процесс грабежа. Суть его состоит в том, что империя грабит граждан, а граждане грабят империю. Возникающие в этом деле противоречия разрешаются в личном порядке. Но этот договор ничего не говорит о том, откуда берутся ресурсы, подлежащие разграблению, их запас по умолчанию считается бесконечным.
Что происходит
И вот теперь, когда выяснилось, что ресурсы не только не восстанавливаются, но и сокращаются, «донецкая власть» пытается пересмотреть общественный договор по формуле: «империя грабит граждан, но граждане больше не грабят империю». Эта деятельность, разумеется, нелегитимна, «такого уговору у нас не было». Именно нелегитимность политики донецких объединяет против них всю Украину. Правильнее было бы сказать, что объединяет ее общественный договор, который одинаково понимается во всех ее частях, вне зависимости от мнения по поводу героичности Степана Бандеры.
Интересно, что с этой точки зрения именно донецкие являются революционерами (мы ведь помним, что не все революции одинаково полезны). А сопротивление донецким является охранительным, контрреволюционным, оно пытается защитить существующий общественный договор.
Возьмем, к примеру, учителей. Здесь все просто. Учителя требуют повышения зарплаты. То есть предполагается, что зарплата где-то есть, просто им ее «не дают». Мы видим, что вопрос, откуда берутся ресурсы, вообще не рассматривается. Очевидно, они берутся из тумбочки. Примечательно, что на Западе госслужащие тоже регулярно требуют повышения зарплат, но делают это в рамках переговоров профсоюзов и правительства, то есть профсоюзы выводят людей на улицу, когда считают, что ресурсы есть. Таким образом, вопрос о ресурсах обсуждается в ходе переговоров. Для наших учителей этой проблемы не существует, предполагается, что у империи бесконечный запас ресурсов.
Теперь возьмем предпринимательский автопробег. Предприниматели — люди подкованные, и они понимают, что проблема ресурсов существует. И у них даже есть твердые рецепты по ее решению. «Мы в который раз (!) указываем на справедливые источники наполнения бюджета», — пишут они в своей резолюции. И где же они? А вот: перевести крупный бизнес из офшоров, чтобы он платил налоги, и (особенно приятный сердцу пункт) продать дачи чиновников. Замечательное решение. Кроме того что возникает вопрос: «Вы серьезно?», хочется указать на слова: «в который раз». То есть, видимо, серьезно.
Здесь нужно пояснить, что так называемый бюджет является тем языком, на котором происходит выяснение отношений государства и граждан в их претензиях друг к другу. Государство говорит: «Граждане больше не будут грабить империю». На языке бюджета это означает, что разного рода привилегии будут сокращены. Нет денег на пенсии, зарплаты врачам-учителям, а фактически нет денег на покрытие неплатежей налогов, квартплат, бесчисленные субсидирования чего попало и пр. Предприниматели говорят: «Да нет же, граждане могут и дальше грабить империю, и вот они, источники — в виде проданной дачи». В общем, такой вот веселый разговор.
Таким образом, сейчас мы имеем дело с конфликтом революционеров-власти с контрреволюционерами в лице всех остальных. Замечу, что конфликт не имеет положительного решения. Переход к договору в варианте донецких невозможен ввиду его нелегитимности. Никакие силовые и прочие методы здесь не помогут. Сохранение старого договора тоже ничего не меняет, так как разграбляемые ресурсы не восстанавливаются, а сокращаются. Решение вопроса состоит во внесении в общественный договор источников роста богатства, то есть в том, чтобы процесс роста богатства стал социально значимым. Настоящая революция с положительным знаком заключается именно в этом. Но как это сделать — непонятно. Предприниматели, что характерно, не говорят об этом. Нет, на уровне лозунгов они произносят что-то по поводу того, что они создают богатство (что характерно, чаще слышны глупости вроде создания рабочих мест), но в действиях это никак не выражается. Вот, к примеру, Налоговый кодекс. Никто не спрашивает у государства: а зачем вам это вообще, зачем вам налоги, что, как и почему вы намерены финансировать за их счет? Нет, предприниматели просто требуют отложить введение кодекса до 2012 года, а до этого времени в составе смешанной рабочей группы... То есть опять речь идет исключительно о перераспределении.
Что будет
Итак, у нынешней власти ни при каких условиях не получится изменить договор на «империя грабит, а граждане — нет». Попытки продолжать в том же духе приведут к «растворению» легитимности. Проще говоря, начнут бить. Это произойдет потому, что легитимность порождается общественным договором, это как бы степень соответствия государства общественному договору. То есть легитимность является причиной, а не следствием, государство существует только потому и только до тех пор, пока оно легитимно, и никак иначе.
Если власть будет продолжать упорствовать, дело закончится бунтом с последующим переворотом. Сейчас трудно сказать, кто именно и как воспользуется ситуацией. Организованной оппозиции нет и она пока невозможна. В том же автопробеге мы видели конфликт Тимошенко и КУОР (Коалиция участников Оранжевой революции), да и вообще отследить (не говорю уже понять) требования пробежчиков было очень непросто. Однако это ничего не меняет: бунт и последующий переворот случится не потому, что оппозиция сильна, а потому, что государство потеряет легитимность.
Что будет означать переворот? Какие-нибудь досрочные выборы, в худшем варианте — «революционное командование». Кто там будет, не имеет значения, переворот будет означать победу контрреволюционеров и сохранение старого общественного договора. На практике это выльется в своего рода каникулы и временную победу тенденции «граждане грабят империю». Но вскоре государство вновь вернется к тому, что «империя грабит граждан», это неизбежный процесс, вызываемый все тем же общественным договором и претензиями тех, кому «недодают» в процессе грабежа империи. В общем, все вернется на круги своя в новой упаковке. В рамках этого процесса могут быть предприняты попытки действительно потрясти олигархов, что закончится плачевно для всех, так как вместе с олигархами страну покинут все сколько-нибудь стоящие люди, да и процесс трясения крайне заразен, и чем он дольше происходит, тем более расплывчатыми становятся критерии олигарха и тем труднее все это дело остановить. В общем, «с середняком против кулака», затем «с бедняком против середняка» и так до концлагеря.
Вторым вариантом развития событий является отказ новой власти от попыток что-то изменить. Это означает прежде всего большие перемены в лагере самих донецких, исчезновение с политической арены Партии регионов, изменение риторики Виктора Федоровича на более националистическую и тому подобные вещи, которые неизбежно случаются с каждым нашим президентом. Здесь весьма вероятен запуск денежного станка и высокая инфляция (и даже гиперинфляция), так как другого варианта решения задачи ресурсов в рамках существующего договора нет.
В любом случае граждане убедились, что их появление на улице в больших количествах заставляет государство нервничать и идти на уступки. Поэтому, по-видимому, следует ожидать роста количества мероприятий на свежем воздухе. В условиях падения легитимности государство совершенно беззащитно перед этим, так как попытки разгонять такие собрания силой только ускоряют падение этой самой легитимности.