Киеву не грозят эпидемии от разрытых чумных захоронений XVIII века. Но почему клочок земли на Липках предстал в негативном свете? Причина заключается в том, что киевляне изобретают всевозможные способы отпугивания девелоперов от драгоценной столичной земли.
|
|
На самом деле у историков нет никаких подтверждений того, что тут захоронены жертвы моровой эпидемии XVIII века. Максимальное количество зачумленных осталось тогда в земле Подола, но ведь подольская земля с тех пор копана-перекопана. Медики, очевидно, давно уже не считают нужным поднимать по этому поводу панику.
Почему вдруг клочок земли на Липках предстал в таком негативном свете? Похоже, истинная причина заключается в том, что киевляне, уже не надеясь на официальные органы, изобретают всевозможные способы отпугивания девелоперов от драгоценной столичной земли.
|
|
Самой серьезной эпидемией в Киеве действительно был чумной мор 1770-1771 годов. Тогда от чумы умер чуть ли не каждый пятый горожанин. Дабы не заразиться, вещи, побывавшие в руках больного, необходимо было сжигать. Но мещане, не знакомые с правилами профилактики, просто не понимали, зачем уничтожать свое добро. Они спешили вывезти из города зараженные пожитки, а вместе с ними и зловещие бациллы. Солдаты гарнизона наравне с горожанами также занимались мародерством, растаскивали, где что плохо лежало, не осознавая, что тем самым рискуют своей и чужой жизнью. Мало того, иные киевляне, торопясь выехать подальше от зачумленного города, часть своего добра оставляли на сохранение в монастырях. Когда в дальнейшем власти принялись выявлять возможные источники заразы, монахи стали уверять, что вещи теперь принадлежат им, ибо поступили в обители еще до начала эпидемии…
|
|
Уже потом, по личному распоряжению императрицы Елизаветы, гвардии майор Шипов явился в Киев во главе вооруженного отряда и ретиво принялся не только жечь все подозрительные вещи, но и целые дома предавать огню. Однако решительные меры запоздали. Чума распространилась далеко за пределы Киева, пострадала от нее и Москва…
|
|
Прошло не одно десятилетие. Заразные болезни не раз распространялись в городе, санитарные службы с переменным успехом боролись с ними. К концу XIX века борьба с эпидемиями и заразой начала отчетливо принимать общественный характер. Непосредственным поводом к этому стало распространение среди местных детей дифтерита, уносившего множество юных жизней. Неравнодушные люди поняли: надо что-то делать.
В то время в Европе уже научились изготавливать антидифтерийную сыворотку на основе лошадиной крови, а в Российской империи таких возможностей еще не было. И вот один из видных киевлян, Дмитрий Пихно, выступил с инициативой: собрать средства и наладить в Киеве борьбу с дифтеритом. Как профессор-экономист, он хорошо представлял себе практическую сторону дела; как издатель газеты «Киевлянин», имел возможность донести до публики свою точку зрения.
Статьи Пихно в Киевлянине возымели действие: первые пожертвования были собраны, их общая сумма составила около 10 тыс. рублей. Не будучи сам специалистом в эпидемиологии, инициатор призвал к участию в этом деле авторитетных медиков, которые поставили вопрос о создании в Киеве Общества борьбы с заразными болезнями. Оно, во-первых, могло объединить и скоординировать усилия всех сочувствующих, а во-вторых, придавало делу системный и профессиональный характер. Проект устава Общества был разработан к лету 1895 года. Требовалось его утверждение в столице, которого обычно для общественных учреждений дожидались довольно долго. Но в данном случае генерал-губернатор граф Алексей Игнатьев похлопотал перед высшими властями, и к концу 1895-го устав уже был утвержден. Он гласил, что «...цель Общества состоит в борьбе с заразными болезнями, поражающими человека и животных». Действительными членами Общества могли стать врачи, готовые пожертвовать свой бесплатный труд, или представители состоятельных кругов, внесшие на дело борьбы с эпидемиями как минимум тысячу рублей. Вводилось еще понятие «членов-соревнователей», регулярно уплачивающих более скромные взносы.
Главные задачи, которые принимало на себя Общество, были таковы: производство антидифтерийной сыворотки и создание пастеровской станции для оказания помощи укушенным бешеными животными. И та и другая проблемы настоятельно требовали решения. Потому соответствующие меры были предприняты еще до официальной презентации Общества: в январе 1895 года в предоставленном университетом помещении начала действовать лаборатория по изготовлению сыворотки. В течение первого года она заготовила свыше 15 тыс. ампул. Их рассылали по многим губерниям империи и даже за границу. Напомним еще раз, что в то время больше нигде в стране такой лаборатории не было. К февралю 1896-го заработала и пастеровская станция в наемном доме.
Однако в течение того же года столь необходимые учреждения получили новый адрес. Всего за один строительный сезон на окраинной Байковой горе был выстроен красивый и тщательно распланированный корпус Бактериологического института, созданного при Обществе. Его архитектурный проект разработал гражданский инженер Константин Иванов. А главные расходы в сумме 55 тыс. рублей принял на себя богатейший киевлянин, «сахарный король» Лазарь Бродский. Здание Бактериологического института украсил портрет знаменитого филантропа, выполненный известным художником Николаем Пимоненко (сегодня портрет находится в коллекции Национального художественного музея).
Институт вел борьбу с дифтеритом и бешенством. На его содержание отчасти вносили деньги члены Общества, отчасти (2 тыс. рублей) предоставлял субсидию город. Значение нового института и для научных исследований, и для практического спасения многих жизней трудно было переоценить. Его помещение до сих пор задействовано в производстве бактериальных препаратов.
|
|
Однако невидимый враг продолжал «проверять на вшивость» киевлян. В 1897 году город перенес эпидемию тифа. Когда «жареный петух» уже клюнул, оказалось, что инфекционных больничных палат в Киеве почти нет — за исключением городской Александровской больницы. И тут проявила благодетельную инициативу великая княгиня Александра Петровна, тетушка царя Александра III, урожденная принцесса Ольденбургская.
К тому времени она уже основала на окраинной Лукьяновке за свой счет новую женскую обитель — Покровский монастырь, а при нем бесплатную больницу. Теперь, пренебрегая опасностью, Александра Петровна открыла при монастыре временную больницу для ста женщин, больных тифом. К благому делу присоединились и другие обители, а жители города начали более активно вносить пожертвования в пользу здравоохранения. «Вспомнили о тех обездоленных, голодных и холодных, которые всегда и везде давали, дают и будут давать самый богатый материал для всякого рода заразных болезней, — отмечено в жизнеописании великой княгини. — Потекли пожертвования, открылись бесплатные чайные и столовые, босяки и другая низшая братия получили одежду, безработные — работу, и эпидемия быстро ослабела и вскоре затем совершенно прекратилась, не находя более для себя соответствующей пищи. Не одна сотня жизней, хотя бы безвестных, была спасена. И всем этим город всецело обязан почину великой княгини и тому воодушевлению, которое от нее передалось во все слои общества».
В те же 1890-е годы, когда в далеком Бомбее разгорелась чума, Ее Высочество командировала туда нескольких врачей больницы Покровского монастыря, в том числе доктора Даниила Заболотного. Он вошел в состав чумной экспедиции, отправленной в Индию. Эта поездка дала ему богатый практический опыт борьбы с эпидемическими болезнями. Пройдут годы, и Даниил Заболотный станет академиком Всеукраинской академии наук, а потом и ее президентом…
Источник жизни и смерти
Несмотря на все усилия отдельных лиц или общественных организаций, говорить о полной победе в борьбе с эпидемиями было еще рано. Слишком ощутимым было социальное расслоение: бедняки жили скученно и не имели возможностей полноценно соблюдать гигиену. Эту тему затронул мрачный сатирический рисунок, опубликованный в киевском издании в 1908 году. Холера предлагает тифу: «Начинай с Киева. Лучшего города не найти».
Карикатура на тему эпидемий в Киеве. 1908 г.
В самом деле, в 1907 и 1908 годах в Киеве происходили вспышки холеры. Надо сказать, что в это время здесь действовала городская дума особого рода — так называемая освободительная, избранная в 1906 году под влиянием недавних революционных событий. Ее либеральное большинство оказалось довольно деятельным, хотя, справедливости ради приходится отметить, что пополнение городского бюджета на разные насущные потребности в те годы производилось за счет долгосрочных городских займов. Иными словами, расхлебывать заваренную «освободительной думой» кашу должны были преемники. Но, как бы то ни было, располагая немалыми одолженными средствами, «отцы города» взялись за созидательные работы. В глубине территории Александровской больницы для холерных больных соорудили три специальных корпуса. Была выстроена городская санитарная станция с лабораторией. Кроме того, совершился прямо-таки революционный переворот в обеспечении водой.
Первый городской водопровод, устроенный в 1872 году Киевским обществом водоснабжения, использовал днепровскую воду, которую машинным способом подавали в нагорные районы. Но качество воды из реки, даже после прохождения через песочные фильтры, оставляло желать лучшего. Вместе с тем, возложив обеспечение киевлян живительной влагой на акционерное предприятие, городские власти довольно скоро начали в этом раскаиваться. Расширение водопроводной сети происходило медленно, ее пропускная способность оказалась недостаточной. Да и тарифы были немаленькими.
В тех районах, которые имели минимум шансов на скорое подключение к сети, напряженно думали над другими способами водоснабжения. И вот в 1886-1887 годах было установлено, что город располагает богатыми естественными подземными резервуарами воды. Среди жителей уже раздавались радикальные призывы: разорить акционеров Общества водоснабжения, создав муниципальный водопровод. Обществу, правда, была предоставлена монополия на обеспечение города водой, однако в договоре речь шла исключительно о днепровской воде, а артезианская — совсем другое дело!
В итоге, однако, контрагенты пошли на компромисс: город получил право добиваться у Общества неуклонного развития как днепровского, так и артезианского водоснабжения. Началось активное бурение скважин. Уже к 1898 году городской водопровод стал смешанным: часть воды поступала из реки, часть — из скважин. А во время холеры, поскольку контролировать все городские водостоки было невозможно, возникла реальная опасность отравления днепровской воды страшными вибрионами. И тогда власти велели закрыть все береговые водозаборные устройства. На многие годы город полностью перешел на артезианское водоснабжение. Поначалу это привело к водяному кризису. Летом 1908 года буквально нечем было поливать улицы. Но уже к осени того же года новые скважины облегчили положение. И только в советское время началось строительство новых предприятий по использованию киевлянами речной воды — сначала днепровской, а с 1961 года — деснянской.
КстатиОчумелый газетчик
У охочих до страшилок современных масс-медиа были предтечи. Одна из эпидемий черной смерти разразилась в январе-феврале 1879 года в Астраханской губернии Российской империи. Другие регионы страны поспешили принять меры безопасности, чтобы не допустить у себя распространения чумы. В Киеве тоже были сделаны распоряжения об усилении санитарного надзора, о профилактическом контроле людей и товаров, прибывающих с Нижнего Поволжья. Некий корреспондент Х. послал тогда в московскую газету «Русские ведомости» материал о ситуации в городе. Но его информация оказалась попросту враньем. Москвичи с удивлением прочли, что собрание врачей в здании Киевского университета будто бы постановило объявить карантин для всех пришлых богомольцев, сжечь всю рыбу, которую привезли на Контрактовую ярмарку из Астраханской губернии, а заодно предать огню Оболонь — поселение за Подолом вблизи грузовых пристаней.
Успокаивая земляков, которые могли прочесть сообщение в московском издании, местная газета «Киевлянин» заметила не без юмора: «Мы тоже можем сообщить известие, хоть менее сенсационное, но более вероятное: редакция «Русских ведомостей» решила сжигать все корреспонденции из Киева, присылаемые г-ном Х.».