На фоне столетия со дня окончания первой мировой все остальные события уступают по значимости, но сама тема вызывает больше желания помолчать, чем предметно высказаться. С тех пор столько и столькие – и какие! – высказались об ужасах войны, что нечего добавить к словам потрясенных очевидцев. А факт, что первый грандиозный опыт пропускания себя через мясорубку не отвадил человечество от его повторения, очевиден сам по себе. Тем более в стране, которая и сейчас, сто лет спустя, вынуждена вести войну.
Цивилизованный Запад, лишь со второго катастрофического раза более-менее пришедший в себя, долгое время готовился к третьему разу, перманентно подвоевывая на периферии. Части нецивилизованного СССР легко после распада перешли к войне друг с другом. Пять лет назад настал черед Украины и России. Российское победобесие засвидетельствовало, что вторая мировая там так и осталась невыученным уроком, при том, что сама вторая – невыученный урок первой.
Застолбившие неприемлемость войны между собой передовые страны с недовольной брезгливостью посматривают на прочих дикарей, для которых массовое убийство остается обычным способом решения проблем, но руки тамошним лидерам запросто пожимают: обратная сторона той самой цивилизованности – толерантность к чужой нетолерантности. Прагматичное желание не портить возможности своему бизнесу оказывается выше готовности сохранить жизни не своих граждан.
Очевидно, пока международная реакция на опасность всякой новой войны в любой части света не окажется такой решительной и неотложной, как на эпидемию лихорадки Эбола, говорить о ее настоящем неприятии не приходится. Пока любой государственный руководитель, развязавший войну, не будет подвергаться немедленной и тотальной обструкции, массовое уничтожение будет оставаться среди приемлемых опций в политике. Больше того, его будут использовать в качестве удобного предлога поторговаться с внешними партнерами. Хотя сама по себе идея сохранения партнерства, разумеется, во имя государственных интересов, с теми, кто организовывает убийства, тоже, конечно, во имя якобы государственных интересов, пронизана откровенным антигуманизмом. Что не только не мешает пафосным словам памяти о погибших сто лет назад и всех миллионах, погибших с тех пор, но и дополнительно подстегивает официальные мемориальные эмоции. Какие вопросы по поводу рукопожатий с Путиным могут быть к так глубоко чувствующим западным лидерам?
Число нацепленных красных маков никак не отменяет того факта, что Европа и ее союзники забыли, что такое война. Нет, с памятниками и ритуалами все в порядке, а вот желания задавить военную угрозу на корню там отсутствует. Ощущения собственной защищенности кажется достаточно, чтобы не грузить себя дополнительными обязательствами по отношению к прочему миру. Варварство же, не получая резкого отпора, имеет свойство заражать все большие пространства, пока война не отказывается неизбежной там, где вчера были уверены в ее невозможности, ненужности, бессмысленности. И если по отношению к ИГИЛ такое понимание пришло быстро, то в случае с Россией Запад уже пять лет демонстрирует стыдное смятение, а если вести отсчет от войны в Грузии, то и все десять лет.
Отдавать долг памяти тем, кто погиб век назад в обстоятельствах, не зависящих от современников, куда проще, чем думать о тех, кто гибнет прямо сейчас. Но если не думать, войнам не будет конца.
За тех, кто на передовой.
Налил и немедленно выпил – Леонид Швец