Путину нечем ответить на санкции Европы и США
Несколько простых соображений про ожидаемые последствия возможных экономических санкций от выдающегося российского экономиста Константина Сонина, проректора Высшей Школы Экономики (Москва).
1. В экономических санкциях нет ничего хорошего. Стагнирующей российской экономике только этого и не хватало. Поскольку санкции обычно не имеют какого-то катастрофического эффекта (да и не всегда имеют хоть сколько-нибудь заметный), я бы просто вычел 0,1-0,2 процентных пункта из прогнозов темпов роста. Правда, поскольку статистическая погрешность этих прогнозов, по опыту прошлого года, выше, можно и вообще не менять.
2. Никакой возможности нанести хоть сколько-нибудь серьёзный ответный ущерб у России нет. По двум причинам: во-первых и в основных, наша российская слишком мала по размеру – примерно в семь раз меньше американской и примерно в семь раз меньше экономики ЕС. Даже если ответить «рубль за рубль ущерба» (не факт, что так удастся сделать), последствия для России будут гораздо более сильными – относительно размера экономики.
Вторая причина состоит в том, что действенные санкции дороги: самым простым инструментом против стран ЕС является повышение цены на газ или сокращение поставок. Но это невозможно сделать, не сократив доходы собственного бюджета.
3. Разговоры о возможности использования валютных активов России возникли от неграмотности. Их недостаточно, чтобы вызвать хоть сколько-нибудь серьёзные последствия. Но сдерживать должно не это: практически нет никакого способа использовать их так, чтобы не нанести себе ущерб больше, чем «противнику». За что можно продать американские облигации, не используя доллары и евро? За юани, получив в качестве резервов куда менее надёжную (в частности, с относительно высокой инфляцией) и, что тоже важно, стратегически управляемую валюту? У Китая-то, с долларовыми активами в десять раз больше российских, и то нет особенных возможностей использовать это в качестве «оружия».
4. Самой сильной мерой воздействия на Россию выглядит замораживание счетов физических лиц. Это трудно сделать Лондону, процветание которого в последние двадцать лет во многом базируется, наряду с миллиардами шейхов, на миллиардах русских олигархов, но легко Вашингтону. Экономических последствий у таких санкций не должно быть – значительная часть этих активов и так никак не задействована в нашей экономике; кроме того, речь идёт о санкциях против сотен (допустим, тысяч или даже десятков тысяч) человек – это не тот масштаб, в котором могут быть прямые последствия для экономики в целом.
Адекватным ответом на это было бы замораживание счетов физических лиц «противной стороны», но они не держат счетов в доступе российского правительства. Да и вообще – у подавляющего большинства американских и европейских политиков/чиновников нет никаких серьёзных активов, чтобы их «заморозить». Казалось бы, можно воздействовать на них, наказывая крупные компании, работающие в России, однако с этим есть проблемы.
5. Экспроприация активов зарубежных компаний, полная или частичная, очень сложна, потому что многие «дочки» и т.п. являются, юридически российскими компаниями. Наоборот, многие российские компании акционированы таким образом, что являются, по существу, зарубежными. Я уже не говорю о том, что если российский гражданин владеет акциями зарубежной компании, то экспроприация/замораживание её активов будет отъёмом собственности у российского гражданина. То есть придётся принять закон, по которому возможна произвольная экспроприация чуть ли не любой фирмы. Надо ли говорить, что принятие такого закона приведёт к ещё большему усложнению перекрёстного владения…
Коротко говоря, трудно представить это как масштабный процесс. Разве что «точечная экспроприация» какой-то конкретной фирмы – с очевидными последствиями ухудшения инвестиционного климата; про инвестиционный климат в случае принятия закона о произвольной экспроприации можно не говорить. (И, кстати, существует чудовищное заблуждение об инвестиционном климате – что это нечто, имеющее отношение к иностранному капиталу. Нет, он не менее важен для российского капитала. Вообще, деление инвесторов на «местных» и «иностранных» осмысленно далеко не всегда).
6. Отчасти то же самое относится и к санкциям против компаний. Это возможно применительно к российским компаниям – они уязвимы потому, что многих из них являются частично государственными. Надо надеяться, что до этого не дойдёт.
На такие санкции можно ответить «симметрично», хотя сложнее – американских-то государственных компаний нет. Ну и вообще любые санкции против компании, работающей в России – это и удар по российским гражданам и фирмам, потому что повышает цены.
Здесь всё же больше пространство для манёвра, потому что можно действовать против целых отраслей или видов продукции (тех же «ножек Буша»). Но опять – запрет на «ножки Буша» - это ущерб российским гражданам (пусть и небольшой).
7. Судя по развернувшимся дискуссиям, есть опасения, что Россия свернёт на «автаркический путь» экономического развития, назад к плановой экономике советского типа и т.п. Не надо об этом волноваться – не свернёт, потому что те, кто об этом говорят, не понимают, что отделяет сегодняшнюю российскую экономику от плановой. Отделяет спад примерно такого же масштаба, как был в 1917-1923 годах или 1990-1994. Он начнётся, если кому интересно, после закрытия границ, резким скачком цен на продовольствие (это произошло бы даже если импорт продовольствия сейчас был небольшим, а он большой), разрушением производственных цепочек (пока обычные рыночные стимулы станут действовать слабее, а «плановые» ещё не установятся) и спадом производства (а куда оно денется, если цены на продукцию относительно цен на еду резко упадут).
Вообще, отъём частной собственности – это нечто, требующее гражданской войны. А с частной собственностью плановой экономики не построишь. Даже «закрытую рыночную» c частной собственностью не построишь – в ней будет, как в 1992 году, невероятный арбитраж между внешним и внутренним рынком; такие примеры в ХХ веке были - в Латинской Америке прежде всего, но внешняя уязвимость таких режимов оставалось высокой.
Надо понимать, что национализации последних десяти лет опирались на два элемента. Во-первых, огромный профицит бюджета, позволявший часто «выкупать» частные активы. Во-вторых, во многих случаях национализация была «квази» - многие из тех, кто сидел на финансовых потоках до национализации, так на них остался. В общем, если политическое руководство обратит внимание на количество членов царского правительства 1916 года, оставшихся у власти в 1923-ем, или на количество членов советского политбюро 1989-го, входивших в правительство в 1994-ом, то любого движения в эту сторону будет бояться как огня.
8. Эти все рассуждения – про санкции «краткосрочного действия», которые в принципе можно почувствовать напрямую. Знаменитая поправка Джексона-Веника ограничивала возможности торговли «в целом», но никакого непосредственного влияния на советскую экономику она не оказывала. Внесла ли она заметный отрицательный долгосрочный вклад – тоже вряд ли.
Источник: ksonin.livejournal.com
