Контракти.ua

Главными жертвами народных выступлений оказываются здесь не кровавые людоедские диктатуры, а умеренные авторитарные режимы. Сейчас нередко удивляются тому, что свергнутый президент Туниса Бен Али оказался первым из низложенных диктаторов арабского Востока. И это притом что Тунис казался самой «европейской» из арабских стран, что президент Хосни Мубарак, отставки которого требуют демонстранты в Каире и других городах Египта, долгие годы был отнюдь не врагом, а верным союзником Запада. Так ведь и на постсоветском пространстве происходило что-то похожее.
Свергнутый президент Киргизии Аскар Акаев был самым либеральным из центральноазиатских лидеров — его режим и сравниться не мог со средневековой властью президента Туркмении Сапармурата Ниязова или с жестким правлением президента Узбекистана Ислама Каримова. И тем не менее Каримов управляет Узбекистаном до сих пор, туркменский режим и после смерти Ниязова остался практически в неизменном виде, а Акаев для Киргизии уже успел стать исторической фигурой.
Или простая параллель с Хосни Мубараком: Леонид Кучма тоже старался поддерживать хорошие отношения с Соединенными Штатами, окончание его правления ознаменовалось направлением миротворческого контингента в Ирак, против чего отчаянно выступала тогдашняя оппозиция во главе с Виктором Ющенко. Так что удивляться то-му, что и само население легче поднимается — и меньше боится — именно в умеренно-авторитарных странах, не приходится. Гораздо важнее понять, почему это происходит и почему постсоветское пространство в этом смысле так похоже на Ближний Восток.
После краха Советского Союза многим в России, Украине, Беларуси, других бывших советских республиках казалось, что единственно возможное средство построения демократического общества — это европейский пример. Затем стали говорить об особом пути, по крайней мере, когда речь касалась России. А теперь все больше кажется, что никакого особого пути и не было, что этот путь тоже уже пройден, только не в Европе.
Всюду модель одна и та же: президенты, которые правят десятилетиями — или хотят править! — делают все возможное, чтобы «закрутить гайки». Президентские семьи, которые баснословно обогащаются и превращаются в главных распределителей доступа к богатствам. Олигархи, которые получили огромные возможности в результате бесконт­рольной приватизации стратегических объектов собственности, стали постсоветскими шейхами. Они раскланиваются с саудовскими принцами в вызывающе дорогих отелях и обладают совершенно беспрецедентными возможностями не только в собственном, но и в мировом бизнес-пространстве. Чиновники, которые живут за счет этих олигархов и за счет коррумпированности аппарата. И нищий народ, который постоянно уверяют по телевидению, что он живет все лучше и лучше, который буквально заставляют молиться на портреты президентов. И кажется, что эта система не имеет конца, что она вечна.
Так еще пару месяцев назад думали российские или украинские туристы, приезжавшие в Тунис. Точно так же думали туристы, летевшие в Египет. Точно так же рассуждали о Йемене и Сирии — никаких особых событий здесь быть не может, портреты президента на каждом углу, власть спецслужб столь сильна, что некому даже пикнуть, не может быть никакого недовольства, народ уверен, что живет хорошо.
Но вот возникает простой вопрос: почему люди, живущие все хуже и хуже, должны думать, что они живут все лучше и лучше? Только потому, что их уверяют в этом по телевидению?
В сравнении Ближнего Востока с постсоветским пространством есть еще одна важная параллель. События в клокочущем сейчас регионе стали возможны после того, как усилилась роль образованной части общества. Так или иначе, сам факт появления буржуазии на Ближнем Востоке означал еще и появление студенчества — людей, которые учились и начинали понимать, что телевизионной пропаганде не всегда можно верить. И именно эти люди оказываются достаточно важной частью борьбы за будущее своих государств. С другой стороны, эта среда оказывается и питательным бульоном для экстремизма и исламистской идеологии: молодому человеку свойственно искать простые ответы на сложные вопросы, особенно когда он дезориентирован и живет в несправедливом обществе.
На постсоветском пространстве тоже много образованных, а самое главное — молодых людей, которые никогда не жили в Советском Союзе, которые уже не знают, что такое рабство, по крайней мере, в коммунистическом понимании этого слова. И эти люди тоже не будут жить, молясь на портреты тех, кто их обворовывает и уверяет с телевизионных экранов, что жить становится лучше и лучше. Но и среди этих граждан есть не только те, кто ориентируется на Европу, но и те, кто уходит в шовинистическое и националистическое никуда. Власть думает, что с либералами она совладает, а националистов проконтролирует, но парадокс в том, что в один прекрасный день обе группы несогласных могут сплотиться в своей ненависти к алчной номенклатуре.
Поэтому тем, кто превратил бывший Советский Союз в Ближний Восток, стоит внимательнее, по крайней мере в эти дни, смотреть телевизор: впервые за долгие годы показывают что-то для них интересное.